После ужина они распрощались. Десмонд пожал ей руку и обещал поддерживать с ней связь. По пути домой, в такси Фредди вспоминала, как они с Тессой после смерти матери продолжали говорить о маме так, словно та жива. Беседуя о Тессе с Десмондом Фицджеральдом, узнавая подробности ее жизни в Италии, Фредди почувствовала себя ближе к ней.
Однажды они с Льюисом ужинали с Марсель Скотт и ее друзьями, и кто-то за столом задал Марсель вопрос о Джеке.
— Джек вернулся в Италию, — ответила Марсель. — Уехал, не знаю, лет сто назад.
Неожиданно для себя самой Фредди спросила:
— А он не приезжает в Англию? Не навещает родных?
— Нет. Ни разу не явился. — У Марсель появилось неодобрительное выражение на лице. — Вообще-то, я на него зла. Обычно он не задерживался там так надолго.
Октябрь 1950. Фредди вернулась домой с работы и стояла у кухонного стола, нарезая лук и картофель, чтобы приготовить жаркое. Она услышала, как поворачивается в замочной скважине ключ — это был Льюис.
Он вошел на кухню.
— Фредди, нам надо поговорить.
— Погоди минутку. — Она собрала ладонями нарезанный лук и бросила его в кастрюлю. — Мне надо закончить с этим.
Он выключил газ.
— Прямо сейчас, Фредди.
Она вытерла руки о фартук и прошла следом за ним в гостиную.
— Садись, — сказал Льюис. В руках у него была бутылка джина и два стакана.
— Я не хочу пить, — сказала она.
— Мы с Марсель любим друг друга.
Она смотрела, как Льюис наливает джин, режет кружками лимон. Разум отказывался воспринимать его слова. Это было немыслимо, невозможно.
Фредди покачала головой.
— Я не понимаю.
— Мы любим друг друга, — ровным голосом сказал он, — и хотим пожениться.
— Но ты уже женат. Ты женат на мне.
— Я хочу развестись.
Он поставил стакан перед ней на столик. Она посмотрела на него, а потом резким движением руки сбросила стакан на пол, и он разлетелся на тысячу осколков.
— Ты женат на мне!
— Это не брак. — Он сел на диван напротив нее. — Не было браком уже много лет. Ты не доверяешь мне, я тебе не нужен. Прости, если я делаю тебе больно, но ты сама знаешь, что это так. Ты изменилась, Фредди. Ты уже не та девушка, на которой я женился. Те вещи, которых мы оба хотели, — ты их больше не хочешь. Конечно, тут есть и моя вина, не спорю. Но я больше не могу постоянно видеть упрек в твоих глазах. Я знаю — ты не можешь забыть о том, что я натворил. Пускай и неосознанно, но ты демонстрируешь мне свою снисходительность, Фредди. С Марсель все по-другому. Она ничего не знает. А если бы и знала, то не стала бы меня осуждать.
Фредди поднялась на ноги — все мышцы у нее были напряжены, будто она карабкалась в гору, — и прошла на кухню. В кладовой она взяла метелку и совок и вернулась назад в гостиную. Присев на колени, она начала сметать в совок осколки стекла.
— Так к чему ты все-таки клонишь? Ты уходишь от меня? — спросила она.
— Да. Сегодня. Так будет лучше.
Прищурив глаза, она посмотрела ему в лицо.
— Лучше для кого, Льюис?
— Для нас обоих.
— Ты и Марсель… — ядовито подчеркнула она ее имя, — сколько у вас это длится?
Он выглядел пристыженным.
— С начала года.
«Десять месяцев, — подумала она. — Десять!» В руке Фредди держала большой осколок стекла; она изо всех сил сжала его ладонью. Из пореза закапала кровь. Льюис вскочил помочь ей, но она поднялась на ноги, оттолкнув его, прошла в спальню и захлопнула за собой дверь; Фредди зажала порез фартуком, скомкав его в кулаке и стискивая так, чтобы руке снова стало больно.
Ребекка обдумывала эту мысль с момента их разговора с Мюриель в день ее свадьбы. Она решила создать серию скульптур из литого стекла. Их должно быть семь: семь женщин, реальных — старых и молодых, худых и полных, беременных и бесплодных, дурнушек и красавиц, — а не идеализированных творений искусства.
Каждую фигуру она делала в новой технике. Первую отлила по гипсовой модели и обожгла в печи: широкоскулая, с полными губами, она подставляла лицо солнцу, закрыв глаза. Длинные волосы тугими спиралями падали ей на плечи, как у женщин на египетских гробницах. Ребекка назвала ее «Изида». Следующая была с широкими бедрами и морщинками вокруг глаз. Для нее Ребекка использовала стекло насыщенных цветов — бирюзовое, изумрудное, бронзовое и коричневое. Звали ее «Элизабет». Скульптуру беременной она подумывала назвать «Мона», но потом предпочла «Гею».