Она только взглянула на него, покраснела и, подписав пергаментный лист, выбежала вон. И больше за все время своего двухдневного пребывания во дворце он, ее не видел.
Теперь, когда он пробежал глазами латинские буквы и их детские каракули, лицо его сделалось мрачным. Королева была права. Это была не помолвка. Это действительно был брачный договор.
— Меня обвели вокруг пальца! — возмущенно проговорил он.
Нет, это было не совсем верно. Учи он латинский более прилежно, он смог бы тогда прочесть договор и опротестовать его содержание.
Даже будучи ребенком, он должен был держать ухо востро, а не доверять другому человеку свое будущее.
Никому нельзя доверять безоглядно.
Печаль и смущение отразились на ее лице, придав ему хмурое выражение, отчего оно, однако, не стало менее прелестным.
— Понимаю, — сказала она. — Но это ничего не меняет. По закону мы женаты, и мне нужно, чтобы ты вернулся со мной домой и занял королевский престол.
Кристиан отрицательно покачал головой:
— Я немедленно расторгну этот договор.
— Нет! — вскинулась она. — Ты не сделаешь этого!
Он нахмурился, рассерженный тем, что она настаивает на невозможном.
— Ты что, не в своем уме, женщина? У меня нет ни малейшего намерения возвращаться в Элджедеру. Ни сейчас, ни потом.
Адара выпрямилась. Глаза ее метали огонь, в то время как щеки пошли пятнами от гнева.
— А у меня нет ни малейшего намерения предоставлять тебе свободу, в то время как мне нужно, чтобы ты был моим мужем. Я все еще девственница, но если ты сейчас уйдешь из этой комнаты, я лягу в постель с первым встреченным мной мужчиной, который согласится на это, и поклянусь всеми святыми, что ты был единственным, кого я познала за всю свою жизнь, а потом приволоку тебя домой в цепях, если это понадобится!
Он побагровел, услышав ее угрозу. Воистину ее дерзость не знала границ!
— Ты рискнешь своей бессмертной душой, чтобы привязать меня к себе?
— Нет, но я продам свою душу самому дьяволу, чтобы уберечь свой народ от поганых рук твоего двоюродного брата, и если лжесвидетельство — единственный способ спасти мое королевство, то я согласна. Я сделаю все, что необходимо.
Кристиан, не двигаясь, смотрел на нее, чувствуя, что у него перехватило дыхание. Она просто непостижима!
— Ты меня даже не знаешь.
— С каких это пор мужчины стали такими разборчивыми? Ты можешь положа руку на сердце сказать, что никогда не ложился в постель с женщиной, с которой был едва знаком? Я твоя жена, и наш союз должен вступить в законную силу.
Кристиан не ответил на ее вопрос. Он не желал на него отвечать.
Королева окинула взглядом его фигуру, облаченную в одеяние бенедиктинского ордена. Ее лицо стало совершенно белым.
— Ты принял духовный сан? О, пожалуйста, только не говори мне, что я обнажила свое тело перед монахом! За это я точно буду гореть в пламени ада!
Кристиана так и подмывало ответить «да», но он не выносил лжи. Слишком часто в своей жизни он сталкивался с ложью, чтобы лгать другому человеку.
Пусть даже безумному. . — Нет, я не давал монашеского обета.
Выражение лица и голос девушки потеплели, и в уголках ее безупречного рта заиграла улыбка:
— Ты и в самом деле хороший человек, Кристиан Эйкрский, раз не солгал мне.
Он посмотрел на нее, прищурившись:
— Не стоит заблуждаться, миледи, я отнюдь не хороший человек, и у меня нет ни малейшего желания узаконивать этот брак.
Его слова больно ранили ее. Нет, все было не так, как она рассчитывала. Она надеялась, что ее муж окажется более сговорчивым.
А в глубине ее души, там, куда она не осмеливалась заглянуть, поселилось разочарование, оттого что он вообще не узнал ее, в то время как в ее жизни, с тех пор как они поженились, не проходило дня, чтобы она не думала о нем, не гадала, где он, и не беспокоилась о его благополучии.
Но она никогда не допустит, чтобы он узнал об этом. В душе она могла быть по-женски сентиментальной, однако она оставалась королевой, на чьих плечах лежала тяжелая ноша. Может, она и не обладала обостренным чувством собственного достоинства, но оно, бесспорно, у нее было.
— Я тоже не хочу видеть тебя своим мужем. Ты нужен мне всего лишь на несколько недель, чтобы защитить мои владения. После этого ты будешь волен жить, как тебе заблагорассудится.
Кристиан вскинул голову, услышав ее дерзкую тираду.
— Что ты сказала?
Глубоко вздохнув, она заговорила с ним спокойным, ровным голосом, за которым скрывался вихрь гнева, желания и страха, бушевавший в ее душе: