— Твои мысли были заняты другим.
Снисходительность Кристиана удивила ее, в особенности потому, что у него, как ни у кого другого, было предостаточно причин согласиться с тем, что она повела себя глупо и непредусмотрительно.
— Возможно, — сказала она, оправив плащ, чтобы получше скрыть свою наготу. — Но я должна была догадаться. Мой двор кишит шпионами.
— А моя жизнь вечно кишит врагами. Успокаивающий тон Кристиана многое сказал ей о его жизни и взглядах. Похоже, враги его не очень-то волновали.
Чего определенно нельзя было сказать о ней.
— Итак, что мы будем делать дальше? — спросила она. Кристиан развернул коня на север. Люциан последовал его примеру, порысив следом за ними.
— Сначала нам нужно найти место для ночлега, а потом подумать обо всем на ясную голову. — Кристиан бросил через плечо взгляд на Люциана.
— Тут нет ясной головы, понятно? — Люциан снова стукнул себя по черепу. — Тут темно, как в могиле.
— Люциан, — мягко сказала Адара, — пожалуйста, дай нам поговорить пару минут. — Как только Люциан приостановил коня, она посмотрела на Кристиана. — Сомневаюсь, что теперь, когда они знают, что мы вместе, мы где-нибудь будем в безопасности.
— Шотландец позаботится о нашей безопасности. Никому еще не удавалось пробить брешь в стенах его замка.
Девушка нахмурилась:
— Шотландец?
— Старый друг.
Адара умолкла, в то время как лошадь шагом вошла в лес и стала лавировать между деревьями. Адара оглянулась. Люциан ехал на некотором расстоянии за ними. Она по-прежнему не могла поверить, что все это происходит с ней. Как мог Селвин узнать о том, что она задумала?
И если он знал, что она собирается уехать…
— О Боже! — выдохнула она. — Должно быть, он знает, что мой трон пуст!
Кристиан еще крепче сжал ее в своих объятиях.
— Тише, Адара. Сейчас ты ничего не можешь сделать. Но паника продолжала расти в ее душе. Обернувшись, она посмотрела на него:
— А что, если он что-то сделал с моей кузиной Терой? Я наказала, чтобы она выдавала себя за меня до моего возвращения. Думаешь, ее он тоже убил?
— Не знаю, но думаю, вряд ли. Ее смерть ничего не даст, пока он не будет уверен, что ты мертва.
— С чего ты это взял?
— Кто унаследует престол, если ты умрешь?
— Тера.
— А если умрет она?
— Тогда наследовать престол будет некому.
— В таком случае зачем ему убивать ее, если он может править королевством от ее имени?
Услышав это, она немного успокоилась, надеясь, что он прав.
— Значит, ты думаешь, ей ничто не угрожает?
— Нет, пока ты жива.
— Это верно, — встрял подъехавший ближе Люциан. — Он не посмеет причинить ей вред.
Надежда была крошечной, но Адара с благодарностью за нее ухватилась.
— Это точно?
Первым ответил Кристиан:
— Нет, не совсем. Но если он намерен причинить ей вред, мы при всем желании не успеем ей помочь. Нам остается только надеяться на лучшее.
Адаре хотелось закричать — головная боль усилилась. Она любила Теру и не хотела ставить ее жизнь под угрозу.
Будь прокляты Базилли и Селвин! И будь проклята она сама за то, что была такой дурой. Когда она вернется домой, она позаботится, чтобы эти твари сполна заплатили за свое вероломство.
Если, конечно, она когда-нибудь туда вернется…
— Спасибо тебе, Кристиан, — тихо вымолвила она.
— За что?
— За то, что спас мне жизнь.
Кристиан наклонился к ней, но ничего не сказал.
Пока они ехали, Адара взглянула на его руку, в которой были зажаты поводья. Покрытая шрамами и загаром, это была большая рука — сильная и ладно скроенная. Такие руки, как эта, обычно не встречаются в королевской среде.
Это была рука сурового воина, не привыкшего к нежностям. И тем не менее вид этой руки согревал ее сердце намного больше, чем вид какой-нибудь мягкой, нежной длани, какие бывают у представителей дворянства.
Это была рука закаленного мужчины.
Адара осторожно перевернула его руку ладонью к себе. И нахмурилась, увидев на его огрубелой коже нечто, напоминавшее клеймо, на котором были изображены лунный серп и ятаган.
Повинуясь порыву, она протянула руку и дотронулась до выступающей отметины.
— Что это?
Острая, мучительная боль пронзила сердце Кристиана, сжав его горло тисками, так что он не мог вымолвить ни слова. Он взглянул на свою руку, где постоянное напоминание о минувших днях служило ему каждодневной издевкой, как и рассчитывали его враги.
— Ничего, — ответил он, не желая рассказывать об этом ужасе человеку, незнакомому с обстоятельствами его жизни.
То, что произошло, когда он был в плену, касалось только его и его друзей, которые спаслись вместе с ним.