Я не стану изворачиваться и всячески стремиться обелить себя. Я не отрекусь от своего ребёнка. Если муж не захочет жить со мной после всего, я пойму. Я пойму это по одному его движению, выражению глаз... Если Филипп не захочет больше жить со мной, я не стану его насильно возле себя удерживать. Я люблю его, но и дочь не могу оставить. Пусть в глазах Филиппа я буду тысячу раз изменницей, предательницей и прелюбодейкой, распутницей и гадюкой, но я не брошу Лоренцу. Пусть он со мной делает, что хочет. Я и не пикну. Пусть даёт волю справедливому гневу, кричит, бьёт посуду (или меня), пусть мне голову обреет и в монастырь отошлёт, да что угодно! Я не боюсь... Мне уже ничего не страшно. Мне всё равно... Мои невесёлые думы прервало недовольное конское ржание, доносящееся с улицы, со стороны конюшни. Я вздрогнула, вскинув голову. Лоренца тихонько заплакала. Чтобы её успокоить, я укачивала её, шептала ей на ушко умильный вздор и гладила по головке, покрытой пока что редкими тёмными волосиками. Касалась губами её маленького лобика и щёчек.
- Моя маленькая, мама с тобой, только не плачь, - прошептала я эти слова скороговоркой ребёнку. - Всё будет хорошо, не плачь... - надо же, говорю своему ребёнку то, во что не верю сама. Но Лоренца притихла, перестав плакать. Наверно, моё волнение передаётся и ей. Поэтому она капризничала. Пелёнки у неё чистые, кормила я её пять минут назад. Да, это моя тревожность так на ребёнка действует. - Фьора, - порог моей спальни пересекла Хатун, - Фьора, приехал твой муж... Хоть моя верная подруга и старалась не терять самообладания, оставаться невозмутимой, но я видела, как ей это тяжело даётся. - Хатун, не тревожься, - успокаивала я татарку, хотя сама нуждалась в словах поддержки, - всё обойдётся. Не убьёт же меня Филипп, в самом-то деле... - Фьора, не искушай ты судьбу, - в чёрных глазах Хатун сверкали слёзы, - давай скажем мессиру Филиппу, что Лоренца не твоя дочь, а моя и Флорана. - Нет, Хатун, я не буду врать. Тогда я упаду в глазах мужа ещё ниже... Где Филипп? - Ох, Фьора, он в доме. Только вошёл, - качала головой Хатун, сдерживая всхлипы, - хотя бы дай мне её на руки. - Нет, уж лучше сразу во всём признаюсь, так будет легче, - я тяжко вздохнула, крепче прижав к себе задремавшую Лоренцу. - Ну, моя милая, пойдём, - поцеловав дочь в лобик, я вышла из спальни в сопровождении Хатун и спустилась вниз.
Каждый шаг даётся мне с трудом, будто я каменею. Страх хлипкой дланью сжимает сердце. Напрасно я убеждаю себя в том, что я не боюсь и мне всё безразлично. Мой разум отказывается подчиняться. Я боялась не столько реакции мужа на мою измену и того, что на руках я держала её последствие, сколько того, что он покинет меня, на этот раз точно навсегда. Я уже чувствовала, как у меня холодеет кровь в жилах, как подкатывает ком к горлу...
К счастью, Филипп меня пока не видел. Он был занят тем, что снимал с себя плащ и сапоги, стоя ко мне спиной и опираясь рукой о дверной косяк. Одет в серую рубашку, такого же цвета штаны и коричневую тунику, даже не прикрывающую его колени. Мокрые от дождя чёрные волосы всклочены. Мне вдруг захотелось крепко обнять своего супруга, запустить пальцы в его мокрые густые волосы, прикоснуться губами к его губам, синим от холода...
Под светло-карими глазами тёмные круги, черты такого прекрасного и милого лица заострились, стали жёстче. Сам он похудел, цвет лица стал более бледным. Да, тяжело ему пришлось. Я могу только догадываться, глядя на мужа, сколько испытаний выпало на его долю... С Филиппом же были Этьен, Перонелла, Леонарда и Флоран. Не говоря ни слова, я подошла к бледной Леонарде и уткнулась лицом ей в плечо. - Господи, наконец-то я дома!.. - услышала я столь родной, низкий хрипловатый голос мужа, но от которого успела начать отвыкать. - Самому не верится... Что ж, я рад вас всех видеть, - Филипп был искренен, говоря эти слова, только ему было сложно выразить все свои эмоции. Пряча дочь от мужа, я следила за ним краем глаза. - С приездом Вас, граф, - промолвила Леонарда, поглаживая меня по спине. - Мы все рады Вашему возвращению... - А я сам-то как рад, - за ответом Филиппа последовала добрая усмешка. - Как же мне всё надоело... - Охотно верю, - отозвался Этьен, только я уловила в его голосе настороженность. - Добро пожаловать... - Спасибо, - тут Филипп обернулся и остановил свой взгляд на мне. - Фьора, а ты что в стороне стоишь и молчишь, как будто чужая? Знаешь, а ведь я очень скучал по тебе... «Господи, помоги мне быть сильной, не дай сломаться, только бы не разрыдаться при нём!» - думала я, до боли прикусив нижнюю губу и опустив голову вниз. - Фьора, что ты там держишь? - Филипп подошёл ко мне и, слегка сжав моё плечо, развернул к себе. Выражение радости сошло с его лица, огонь в глазах потух, крылья носа побелели, а губы что-то безмолвно шептали. - Филипп, я всё могу объяснить, я виновата перед тобой, а не малышка, - единственное, что мне удалось выдавить из себя. - Что?.. Как?! Фьора, какого чёрта?! - от гневного крика Филиппа проснулась и жалобно заплакала Лоренца, а я торопливо укачивала её, крепко прижимая к себе. - Филипп, прости, я виновата!.. и очень раскаиваюсь! Правда, прошу тебя, выслушай! - отпрянув от Леонарды, я метнулась в угол, вжимаясь в него спиной и по-прежнему крепко держа в руках плачущего ребёнка, крик которого стал истошным и резал слух. - Тише, маленькая, не плачь, мама с тобой, - шептала я, прерывающимся голосом от подступивших рыданий. - Не бойся. - Так это правда... - проговорил Филипп, беспокойно меря шагами комнату. - Всё, что о тебе говорили... Это ребёнок Лоренцо? Отвечай же! Медленно подняв голову, я испуганно смотрела на взбешённого мужа. - Да, это правда, - проговорила я сипло, - я не вижу смысла лгать, когда и так всё ясно... - Филипп, только не бейте её! - Флоран подскочил к моему мужу и потянул его за руку в свою сторону. - Донна Фьора совершила неблаговидный поступок, но она раскаивается, то была минутная слабость! Она любит только Вас!