Юля подошла к остановке. Куцый навес из металлопрофиля со стенками с трех сторон, защищающими от ветра, встретил ее пустотой. Вдоль стенок крашенная деревянная лавка, вся испещренная вырезанными словами, местами имеющая черные пятна опалин. Людей никого не видно. Трамвай, наверное, недавно прошел. Сколько еще следующего ждать?
Город тем временем погружался в серые сумерки. В домах тут и там зажигались желтыми огоньками прямоугольники окон, делая город уютнее. С затянутого плотными облаками неба продолжал сыпать мартовский снег. От него, уже потемневшие было, тротуары и газоны вновь побелели. Белый налет прикрывал неприглядную городскую грязь, делая улицы чище. У Юли даже на душе светлее стало.
Вдруг к остановке подкатила белая иномарка с помятой дверцей. Резко затормозила, проскользив пару метров на неподвижных колесах как на лыжах. Юля сразу ее узнала. Но сейчас она никак не хотела встречаться с Максом. Поэтому отвернулась лицом к пустующей остановке. До ушей донесся стук захлопнувшейся дверцы, от которого Юля даже вздрогнула.
— Юль! — раздался сзади голос Макса. Девушка никак не отреагировала.
— Юль! — повторилось уже ближе. Она все-таки не выдержала и обернулась. К ней, неровно ступая, приближался Макс. — Ты чё, обид-делась что-оли?
Язык молодого человека еле поворачивался. Макс подошел совсем близко, раскачиваясь из стороны в сторону. Юля не знала, что ему ответить. Стояла и с укором смотрела на сильно подвыпившего парня.
— Ты чё, из-за эт-того оч-чкарика? — Макса повело в сторону. Юля схватила его за рукав, чтобы не дать свалиться.
— Он не очкарик. Он имя имеет.
— Ну, хорошо, как его там, Вол-лодя, — произнес парень, выравниваясь. Но тут же начал заваливаться в другую сторону.
— Как ты в таком состоянии машину вел? Посмотри на себя!
— А что? Я н-нормально. — Максу удалось снова встать вертикально. Но тут же он повалился вперед прямо на Юлю. Девушке пришлось принять его в объятия. Сама, чуть не упав, она потащила молодого человека на лавку. Усадила. Макс сразу же прислонился к обшарпанной стенке. Посмотрел на девушку блуждающим взглядом.
— Ты зачем напился? — спросила Юля.
— А что мне оставалось делать? Машину новую помял… Девушка ушла… Бросила… можно сказать.
— Ты сам во всем виноват. Не надо было так гнать. И Володе нужно было помочь, а не сматываться.
— Ты еще будешь учить меня? Да ты кто такая?
Макс поднялся с лавки. Его рука, откинувшись сначала в сторону, проделала широкое круговое движение в воздухе по направлению к Юле. Пальцы ухватились за капюшон ее куртки. Парень резким движением притянул Юлю к себе. Из его рта противно разило перегаром.
— Это твой очкарик во всем виноват!
— Отпусти! — крикнула Юля, пытаясь высвободиться.
Сзади раздался лязг трамвая. Послышался скрип открываемых дверей. Юля кое-как вырвалась из рук пьяного парня, которого еще совсем недавно считала своим, и бросилась к спасительному трамваю. Заскочила на ступеньку. Двери с грохотом закрылись за ней. Вагон тронулся. Макс остался стоять у остановки, шатаясь из стороны в сторону.
— Шлюха! — крикнул он вслед удаляющемуся трамваю.
Глава 9
— Что-то жарко опять стало, — сказал Владимир и снова открыл форточку. С улицы повеяло свежим прохладным воздухом. Комната наполнилась шумом машин, голосами людей, лаем какой-то далекой собаки.
Вдруг из форточки упруго дунуло. Владимир еле удержался на ногах. «Сквозняк что ли? Надо на кухне закрыть». Он ушел на кухню. На удивление, форточка оказалась плотно закрытой.
Владимир отправился обратно в зал. Подходил уже к двери в комнату, как услышал скрип, похожий на то, когда иголкой звукоснимателя проводят по крутящейся пластинке. Тут же раздалась громкая музыка, и голос солиста группы десантников запел: «И как же нам не вспоминать друзей своих погибших лица…».
Юноша мигом заскочил в зал. Олег по-прежнему сидел на диване, испуганно уставившись на проигрыватель.
— Володь, он сам заиграл… — дрожащим голосом проговорил Олег.
Командор подошел к проигрывателю. Пластинка крутилась, поблескивая черным винилом, из колонок лились слова припева: «Это парни, которым, будет вечно по двадцать…». Юноша осторожно поднял иглу, песня оборвалась на слове «двадцать». В возникшей тишине из открытой форточки вновь донесся далекий лай.