Унаследованное от родителя сверхактивное либидо не слишком беспокоило Карен. Вот когда ее сына одна и та же девушка будет интересовать больше недели, тогда и будем беспокоиться.
Она оставила их ссориться из-за мытья посуды, вышла в гостиную и включила "новости". Пока она сидела, свернувшись в клубочек в углу кушетки, комментатор выдавал обычную порцию войн, наркомании и преступлений. Она не могла во все это вслушиваться.
Неделя выдалась необыкновенно удачная. С чувством вины или нет, ребята были на ровном киле, заняты делом и довольны. На работе шли дела как никогда. Джим, шеф-менеджер компании Макалви, с понедельника повысил ей зарплату. Долгий путь она прошла от машинистки до его личного помощника. Джиму было шестьдесят три, и он мог бы быть старомоден, чтобы заставлять ее подавать кофе. Вместо этого все эти годы он включал ее в проекты, которых она боялась, и возлагал на нее ответственность, с которой она не могла поначалу справиться. Зато теперь он говорил, что она может руководить фирмой без него. Это, собственно, так и было. Но повышение зарплаты — всегда приятный сюрприз.
Так что неделя была прямо-таки золотой, твердила себе Карен. За одним ма-аленьким исключением. Нервы разъехались вконец. Она готова была буквально лезть на стенку.
Неугомонный ветерок веял через прозрачные занавески. Расстроенно хмурясь, она оглядела комнату. Наверху были три спальни. Внизу была лимонно-белая кухня, кладовка, огромная детская и эта маленькая квадратная гостиная — ее убежище, ее оазис, место, где она могла тихо передохнуть, когда ей это было нужно.
Ковер был кремовый, общая цветовая гамма — коричневая с оранжевым, но в остальном комната представляла собой свалку всякой всячины. Кушетка столетней давности соседствовала с современной индейской оранжевой керамикой. Сюрреалистический горный пейзаж в коралловых и коричневых тонах висел над резным столиком времен Американской революции. Круглая висячая лампа с подвесками принадлежала ее бабушке.
Карен знала, что комната отражала ее неважный вкус, но ей было на это наплевать. После развода комната, стоило ей войти сюда, напоминала о Крэйге. Как хорек, она собирала в норку вещи, которые любила. Ей это помогало. И не помогало больше никому.
Только сегодня все это не могло ее успокоить. "С тобой все в порядке". Эти слова с субботы крутились в голове раз двадцать, как будто кто-то все время старался ее ободрить. Все нормально. Дети, дом, работа. Все как всегда. Твой мир не рухнул в субботу. С тобой все о'кей.
Она откинула голову. Решила расслабиться. Тут же раздался звонок в дверь. Сделав гримасу, она поднялась с кушетки и протопала к двери прямо в чулках. Долговязый мальчишка перед дверью имел шесть футов роста, три волосинки на подбородке и ужасное смущение на лице от того, что он ее побеспокоил.
— Он либо в кухне, либо в мастерской, Родж, — сообщила она.
Роджер мгновенно устремился на поиски ее сына.
Через шесть минут звонок зазвонил снова. Карен снова поднялась с кушетки, чтобы приветствовать красотку у двери. По количеству косметики она могла сойти за ходячую рекламу.
Лифчика под обтянутой блузкой явно не было. В ушах, как заметила Карен, появились новые дырки. Теперь в каждом ухе их было уже по две.
— Джулия либо в кухне, либо в мастерской.
— Она, наверно, занята.
— Она не занята.
— Мне неловко ее беспокоить.
Карен подавила невольный вздох. В ближайшее время ей придется попытаться раскусить Марту. Как может девочка, которая устраивает себе такую внешность, быть таким болезненно застенчивым интровертом?
— Она будет рада тебя видеть, девочка, — сказала Карен ласково. — Входи же.
Марта, как и Родж, послушно пошлепала в дом.
Едва она успела вернуться на кушетку, как звонок опять затрещал. Так, подумала она, это будет тот еще вечерок. Подростки имели тенденцию собираться в грозди. У других родителей хватало ума понять, как быстро группа подростков может превратить дом черт знает во что. Никто их не хотел принимать. Никто, в здравом уме и твердой памяти, не открыл бы для них свой дом, и Карен отлично знала, что все родители по соседству считают ее бесхарактерной дурехой.