Серое время, мелкие люди, — еще недавно слышался ропот. Какой-то исторический антракт: былое завершилось катастрофой, грядущее сбирается с силами. Бродят стихии, вершится кротовая работа, но когда же, когда настанет момент, и тайное сделается явным, и вялость антракта уступит место героизму всероссийской трагедии?
Нам, русским социал-демократам, не мешало бы призадуматься над доносящимся ропотом. Правые вчера, мы можем оказаться виноватыми завтра и, не став рулевыми движения, захлебнуться в его бурных волнах.
Дети мрачной годины, мы вышли когда-то на работу при брезжущем свете едва занимавшегося утра. Все спало вокруг или бормотало спросонья, когда мы начали строительство. Камень за камнем возводили мы здание, крепили фундамент и, нащупывая каждый свой шаг, проторяли дорогу, подвигаясь вперед, к увенчанию нашего здания.
Вместе с грудой разбитых иллюзий нам досталась в наследие от прошлого память о тех, чья...
Тени погибающих стояли перед нами, немолчно звенело в ушах: слава застрельщикам, первым борцам, увлекающим массы и вдохновляемым ими. Но зато — горе тем, кто замкнется в кружках, изойдет в партизанском геройстве. Их встретит — сдержанный шепот либеральных похвал, и проводит в могилу — лобзание Иуды [222]. В решительную минуту раб выдаст героя и юркнет в свою теплую нору... Становитесь в шеренги великого войска, стройно и в ногу идущего к цели. Все за одного и один за всех: воинствующий пролетариат постоит за себя, отомстит свои жертвы.
Русская жизнь — аморфное целое, над которым парит дух наглого хищника и самодержца-бюрократа. В атмосфере еле тлеющего сознания и сознающего себя бессилия протекал — медленно, но верно — процесс кристаллизации нового общественного элемента. Конечно, стороннему наблюдателю (из породы строгих критиков) видны были одни неприглядные формы и серые краски процесса: какая скука, какая проза! Копейка на рубль — и это лозунг!..
И в то самое время, как платонический любовник революционной эстетики будировал растущее движение, социал-демократу было по горло работы — в лаборатории русской революции. Так много мелкой, невидной, но засасывающей работы, что не всегда удавалось ему, когда нужно, взглянуть за стены своей лаборатории. Его глаз, прикованный к одному месту и обостренный в уловлении деталей, становился порой близоруким и терял общественную перспективу. Но эта беда была полубедой до тех пор, пока безысходный, казалось, застой мертвил все живое, луч сознания пробирался ползком в обывательские головы, и каждый «сверчок» на Руси знал только «шесток», дарованный ему — от начальства. Тогда лаборатория была — целый мир, самодовлеющий и цельный.
Положение стало иным, лишь только забродило кругом. Свист казацкой нагайки действительнее красноречивых речей и сознательней пения — любой революционной сирены. Пробив толстую кору равнодушия, он «ударил по сердцам с неведомой силой» и всколыхнул обывательскую трясину. Вопрос о «правах человека и гражданина», политический вопрос, встал — ярко и неотразимо — перед пестрой толпой негодующего люда. Он встал перед студентом, забритым в солдаты; перед рабочим, пришедшим платить свой долг молодежи; перед писателем, наказанным за то, что в нем заговорил голос чести; перед всем тем народом, не желавшим бесстрастно созерцать человеческую бойню и за это — избитым. Он встал — и взвалил на социал-демократа тяжелую ношу. Кому много дано, с того много спросится. Годами слагавшейся социал-демократии дано то, чего не имеет никто — в среде русской оппозиции: даны элементы организации. Придя к перекрестку, на котором сошлись многообразные пути общественного движения, социал-демократия должна учесть свой баланс и подвести итог приобретенному. Окажется ли она на высоте положения, вровень ответственному моменту переживаемой истории? В ее руках бесценное орудие — пресса — заостренное и отточенное назло самодержавно-чиновной клике. Передовой пролетариат эмансипировал себя от цензурной указки, ему надлежит понести теперь эту свободу и другим — в среду всех недовольных. А для этого надо — усовершенствовать орудие, приведя его в соответствие с усложненной задачей, — надо уметь вонзать нож анализа во все изгибы действительности, надо уметь отражать многогранность ее — под своим углом зрения. Готова ли к этому социал-демократия?
Газетное дело — хоровое дело, оно спорится в руках не солистов, а запевал подхватывающего хора. И плохо придется певцу-писателю, который не услышит за собой согласной поддержки хористов-читателей. Читатель-друг, читатель-сотрудник — необходимый устой писателя: болеет один, хворает другой, страдает все целое. Как Салтыков молил когда-то читателя: друг, защити! так и теперь социал-демократу-писателю приходится взывать: друг, помоги, вперяй свой пытливый взор во все живущее и неси свободному станку сконцентрированную боль, подслушанный стон, страдальческий крик твоей родины. Шире кругозор, надо в даль учиться смотреть!
И только тогда, когда социал-демократия во всеоружии подойдет к узловому пункту истории, раздастся опять давно забытое вещее слово, и революционера будут чтить на Руси все те, кому дорого имя — свобода!
Искра. 1901. Апр. № 3.
К. Н. САМОЙЛОВА
(1876 — 1921)
Конкордия Николаевна Самойлова (Громова) — деятель российского социал-демократического движения, партийный пропагандист и литератор. Первые шаги в революционном движении сделала в конце 90-х годов в Петербурге. В 1901 г. была арестована на студенческом собрании. После освобождения уехала в Париж и вскоре примкнула к «искровскому» течению социал-демократии. В 1903 г. вступила в РСДРП. В 1903 — 1904 гг. работала пропагандисткой в Твери и Екатеринославе. Затем была арестована. В начале 1905 г., после освобождения, уехала в Одессу. Здесь примкнула к большевикам и до конца года работала пропагандистом и агитатором в массах. Неудовлетворенная положением дел в Одесской объединенной партийной организации, считая неоправданным компромиссом союз большевиков с меньшевиками, в 1906 г. уехала в Ростов-на-Дону, где стала членом Ростовского комитета. После ареста была выслана в Вологду, нелегально уехала в Москву, работала здесь в окружной партийной организации, спустя некоторое время переехала в Луганск. От Донецкого комитета РСДРП делегат V (Лондонского) съезда партии. Вернувшись, работала в Баку, затем как член ЦК — в Петербурге. В 1909 г. была арестована. Через год Самойлова была освобождена и ее дальнейшая деятельность связана, главным образом, с большевистской журналистикой. Она принимала активное участие в работе «Правды», а с конца 1912 г. стала ее ответственным секретарем. Вместе с А. И. Елизаровой-Ульяновой, Е. Ф. Розмирович и другими женщинами-большевичками подготовила издание и выпустила первый номер женского журнала «Работница». Он стал легальным изданием ЦК большевистской партии. Выходил при участии Самойловой с конца февраля по июнь 1914 г. После Февральской революции приложила немало усилий для возобновления «Работницы»; к участию в журнале привлекла А. М. Коллонтай, Л. Н. Сталь и других деятелей партии. Выступая организатором пролетарского движения среди женщин в дооктябрьскую пору, она с новой силой берется за эту работу после победы Октября. Руководила Первой конференцией работниц в ноябре 1917 г., при Петроградском комитете возглавила комиссию по работе среди женщин. В 1920 г. организовала политотдел агитпарохода «Красная Звезда», затем заведовала им. 2 июня на этом пароходе прервалась ее жизнь.
35 ТЫСЯЧ КУРЬЕРОВ
Впервые опубликована в «Правде» (1913, 12 марта).
В № 57 (143) «Луча» появилась статья Ф. Д. [223]«Плеханов о расколе», которая ясно показывает, как больно задело за живое ликвидаторов открытое выступление против них в «Правде» тов. Плеханова [224].
До сих пор ликвидаторы не упускали случая «счесться своими» с меньшевиками-партийцами, постоянно уверяя, что они и меньшевики-партийцы — это одно и то же. И понятно, что резкое и определенное отмежевание тов. Плеханова пришлось им не по вкусу.
222
Иуда Искариот, в Новом завете — один из апостолов, предавший своего учителя (Иисуса Христа) за 30 серебреников. Переносное — предатель.
224
Имеются в виду статья Г. В. Плеханова в «Правде» «К вопросу о расколе в с.-д. фракции 4-й Государственной Думы» и цикл его публикаций под общим заглавием «Под градом пуль» («Правда», апрель — июнь 1913).