И в 60-е и в 70-е гг. литературный пролетарий работал на издательский капитал. Но этот пролетариат никогда не позволил бы превратить журнал в лавочку на два раствора: через один ведется пропаганда политических убеждений — через другой выносятся скандальные выдумки, картинки зазорного содержания и другие издания, которые среди бездельников находят широкий и обеспеченный сбыт.
При таких обстоятельствах издателями идейных газет и журналов были обыкновенно люди, близкие к сотрудникам по общему складу своих убеждений; иногда издания организовались на товарищеских началах.
Литераторы, зачастую бедные, как обычные пролетарии, так же и горды, как сознательные пролетарии. Никакой капитал не посмел бы посягнуть на их убеждения. Их деятельность была борьбой за свои убеждения. Единственная сила, с которой считались они, была сила внешняя для журнала, цензура...
III
Капитал как таковой глубоко равнодушен к тому, что он производит и продает. Ему важно одно: получить высокую прибыль. Таков же и капитал, поскольку он из-за прибыли обращается к литературной промышленности. Велик спрос на творение святых отцов, — он выпускает священные книги; блестящие обороты обещает совсем другая литература, — он ее выбрасывает на рынок. Капитал откровенно гонится за наживой.
Такие откровенно капиталистические газеты появились у нас давно, еще в прошлом веке. Это — «листки» разных названий. Об их «убеждениях» говорить не приходится. Их задача — «занимать» свою публику. Это — преемники тех шутов, гаеров и скоморохов, тех приживальщиков, сплетников и богаделок, которые в крепостные времена проживали при крупных барских усадьбах. Только в старину они должны были потешать помещиков, а в 80-х гг. потешали их лакеев и замоскворецких купчих. Только в старину они получали остатки с барского стола и пудик мучки из барских амбаров. Теперь все это устроено по-другому: издатель собирает деньги от розницы и подписки и расплачивается с балаганщиками построчным и помесячным гонораром.
Помещичьи приживалки развлекали господ, копаясь в личной жизни соседей, наушничая на крестьян, рассказывая вперемежку о кровавых убийствах, рождениях двойней и тройней, двухголовых и трехголовых телят.
Переходя из дома в дом, от благодетелей к благодетелям, они были газетами, живыми «листками» своего времени.
Но стоит посмотреть содержание новейших «листков», — и придется признать, что капитал создает из газеты печатного приживальщика для своей публики.
IV
Таким образом, капитал проникает в литературу уже с прошлого века. С одной стороны, он материально подчиняет себе литературного пролетария, но при всякой попытке идейного подчинения встречает страшный отпор, он создает армию чернильных рабов, которые должны завоевать для него рынок и от которых требуется одно: поставлять ходкий товар.
Издания первого и второго рода были в прошлом веке совершенно раздельны. Литературный пролетарий терпел по временам страшную нужду, граничащую с нищетой, — но он не спустился бы до литературной лавочки, не унизился бы до литературного скоморошества. И литературные нравы отличались значительной строгостью. Господа, считавшие литературу товарным производством и ничем больше, и не мечтали о том, чтобы перед ними когда-либо открылся доступ в приличное общество.
Только нашему времени, только самым последним годам суждено видеть, как капитал делает успешные попытки уничтожить пропасть, разделявшую литераторов первого и второго рода. Результатом этих попыток являются газеты, которые называют себя «внепартийными органами прогрессивной деловой мысли», «беспартийными прогрессивными газетами» и т. д. Они заявляют, что их образец — «большие заграничные издания». И они правы. Капиталистически развитой Запад давно знает такие газеты.
V
Новая газета хочет быть ходким товаром. Поэтому видное место отводится так называемым «сенсациям», т. е. всему, что пахнет скандалом, вызывает шум, возбуждает низкопробное любопытство.
Случится убийство, выходящее из ряда вон по жестокости или по обстановке, — на место отправляется «наш собственный корреспондент». Он с отвратительными подробностями опишет вид трупа и комнаты, в которой находится труп, побеседует с дворником и прислугой, раскопает подробности из личной жизни покойника и его живых родственников, перемешает правду с вымыслом, — и газета будет наполовину заполнена его «захватывающими» сообщениями. Розница обеспечена.
Через несколько дней особо дрессированная собака поможет раскрытию убийцы. «Наш собственный корреспондент» мчится наводить справки о ее предках, о ее воспитании, о ее прошлых заслугах. За невозможностью поместить беседу с бессловесным животным помещается его фотография. Помещик отпускал приживальщику «пудик крупки», «наш корреспондент» зарабатывает построчные.
Потом случится какое-нибудь политическое событие, к герою отправляется «наш собственный», подобострастно описывает его роскошный кабинет, его пуховый халат, его мягкие туфли, его «породистую» фигуру, его «безукоризненный сюртук». Вы чувствуете, что перед вами — не тот литературный пролетарий прошлого века, который был глубоко равнодушен ко всему внешнему. Вы чувствуете, что перед вами раб, который сладко мечтает о «пуховом халате» и «безукоризненном сюртуке».
Разумеется, описание служит просто введением к «интервью», т. е. к беседе, в которой на пустые вопросы о разных вещах даются столь же пустые ответы. Но все это преподносится с таким важным видом, что простодушному читателю кажется, будто перед ним открывается уголок того мира, в котором «делается история».
Иногда выдаются ужасные полосы: политическое затишье — и в то же время нет ни «захватывающих» грабежей, ни скандалов. Тогда спасением является «слух», который из какого-нибудь темного источника вылавливается одной из газет. Остальные набрасываются на него. Одни пишут глубокомысленные статьи, другие собирают справки, третьи отыскивают «сведущих лиц» для бесед, и все придумывают и присочиняют, чтобы товар был покрасивее. Пища на несколько недель обеспечена: и для издателя, и для сотрудников, и для грамотных обывателей...
VI
Но если бы «сенсации» составляли единственное содержание новейших «беспартийных газет», последние ничем не отличались бы от «листков» прошлого и текущего века. На характеристику их не стоило бы тратить времени.
Минувшие годы, всколыхнувшие все русское общество, оставили глубокий след по себе. Возврат широких масс населения к политическому небытию невозможен. Прежний «листок», заполнявшийся сплетнями и неполитической болтовней, оттесняется новой газетой, которая делает вид, что хотя она и «внепартийная», но тем не менее политическая газета...
Новые газеты зовут себя «прогрессивными»... Они хлопочут и суетятся, чтобы объединить все левые группы. С глубокомысленным видом они порицают одних за упрямство, других поощряют за уступчивость.
Но стоит вчитаться в эти статьи, — и из них выглядывает такая бездарность и беспринципность, такой убогий провинциализм и политическое безразличие, что становится больно за такую «поддержку». Это не политическая литература, а диктовка на политические темы; и даже не столько на политические темы, сколько вокруг да около, по поводу и для политических тем. Под видом политики новая газета больше всего пичкает обывателя политической сплетней, — как, впрочем, и театр и литература для нее прежде всего предлог для сплетни, литературной и театральной.
Но и такая политика — просто приложение к пустым беседам с разными деятелями, к портретам собак и борцов.
Новая газета — газета не «прогрессивной политической мысли», а прогрессивного политического разврата...
Вестник труда. 1909. № 2.
Л. Д. ТРОЦКИЙ
(1879 — 1940)
Лев Давидович Троцкий (Бронштейн) — член РСДРП с 1897 г. В 1898 г. арестован, пробыл в заключении более двух лет и выслан на поселение в Восточную Сибирь на четыре года. Еще в тюрьме начал приобщаться к теоретическому наследию К. Маркса. Ко времени первой ссылки относится и начало его литературной работы: писал корреспонденции, а затем статьи в иркутскую либерально-демократическую газету «Восточное обозрение» под псевдонимом Антид Ото, которым пользовался и позже в легальной русской печати. Пробыв около двух лет в ссылке в селе Усть-Кут Иркутской губернии, в августе 1902 г. бежал в Самару с поддельным паспортом на имя Троцкого (впоследствии его общеизвестный псевдоним). По пути из ссылки завел связи с сибирским социал-демократическим союзом и с центральной группой организации «Искры» в Самаре. Выполнил несколько ее поручений в Харькове, Полтаве, Киеве. Перейдя австрийскую границу, он направился в Вену, а оттуда в Лондон, где в то время находилась редакция «Искры». Здесь состоялось знакомство с В. И. Лениным, Л. Мартовым и В. И. Засулич (с другими редакторами «Искры» встреча состоялась после переезда редакции в Женеву). С осени 1902 г. начал сотрудничать в «Искре». На II съезде примкнул к меньшевикам. После съезда продолжал сотрудничать в «Искре», перешедшей в руки меньшевиков. Однако в 1904 г. он отошел от них, разойдясь во взглядах о возможности соглашения с либеральными партиями. С конца 1904 г. занимает позицию колеблющегося между меньшевиками и большевиками. (Эта центристская тактика стала на многие годы основной политической линией Троцкого). События 1905 г. побудили его вернуться в Россию. Вначале работал в Киевской социал-демократической организации, затем в Петербургской. В 1905 г. вошел в Петербургский Совет рабочих депутатов, а затем стал его председателем. В это же время редактировал «Русскую газету», пропагандировавшую его «теорию перманентной революции», и принимал ближайшее участие в ежедневной меньшевистской газете «Начало». В декабре 1905 г. был арестован, в 1906 г. приговорен к ссылке, но в феврале 1907 г. смог бежать за границу На V (Лондонском) съезде в 1907 г. занимал центристские позиции, но по одному из самых острых вопросов на съезде — по вопросу об отношении к буржуазным партиям — приблизился к взглядам В. И. Ленина. В 1908 — 1912 гг. в Вене издавал газету «Правда» для рабочих. В 1914 г. под его руководством вышло несколько номеров журнала «Борьба». Эти издания не оказали значительного влияния на социал-демократическое движение в России. В ноябре 1914 г. Троцкий уезжает в Париж. Входит в состав редакции газеты социал-демократов и интернационалистов «Голос» (в 1915 — 1916 гг. — «Наше слово»), постепенно становится ее ведущим публицистом. Вернувшись в мае 1917 г. из эмиграции, вошел в группу «межрайонцев». На VI съезде РСДРП (б) «межрайонка» влилась в большевистскую партию. Троцкий от бывших межрайонцев вошел в состав ЦК. В сентябре он был избран председателем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. После Октябрьской революции Троцкий — нарком по иностранным делам, нарком по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета Республики, входил в состав Политбюро ЦК и Исполкома Коминтерна. В 1929 г. по обвинению в антисоветской деятельности выслан из СССР. Убит в Мексике в 1940 г.