Экономические, исторические и философские идеи Маркса могут быть приняты во всей грозной полноте их революционного содержания только идеологами пролетариата, классовый интерес которого связан не с сохранением, а с устранением капиталистического порядка, с социальной революцией.
Плеханов Г. В. Соч. Т. 12. С. 325 — 333.
ЦЕНТРАЛИЗМ ИЛИ БОНАПАРТИЗМ!
Э, что тут за резкости?! Разве можно быть спокойным, когда говорит не язык, а душа человека? Нельзя! У всякого человека есть такое место, до которого ему больно дотрагиваться.
Впервые опубликована в «Искре» (1904. № 65).
(Новая попытка образумить лягушек, просящих себе царя)
Читатель помнит, конечно, с каким юмором описывает А. И. Герцен в «Былом и Думах» то увлечение философскими вопросами, которое господствовало в среде нашей передовой московской молодежи тридцатых годов. «Люди, любившие друг друга, расходились на целые недели, не согласившись в определении «перехватывающего духа», принимали за обиды мнения об «абсолютной личности и ее по-себебытии». Все ничтожнейшие брошюры, выходившие в Берлине и других губернских и уездных городах немецкой философии, где только упоминалось о Гегеле, выписывались, зачитывались до дыр, до пятен, до падения листов в несколько дней». Вся жизнь, даже в ничтожнейших своих мелочах, рассматривалась сквозь философские очки. «Человек, который шел гулять в Сокольники, шел для того, чтобы отдаться пантеистическому чувству своего единства с космосом; и если ему попадался по дороге какой-нибудь солдат под хмельком или баба, вступавшая в разговор, философ не просто говорил с ними, но определял субстанцию народную в ее непосредственном и случайном явлении. Самая слеза, навертывавшаяся на веках, была строго отнесена к своему порядку, к «гемюту» или к «трагическому в сердце». То же и в искусстве... Философия музыки была на первом плане» и т. д.
Нечто подобное этому увлечению замечается теперь в нашей партии, выражающей передовые стремления нашего времени. Правда, предмет увлечения теперь совсем другой, от философии далекий. Наша революционная социал-демократия увлекается теперь организационными вопросами. Но теперешнее увлечение так же страстно, как и тогдашнее; так тогда зачитывались философскими статьями и брошюрами, так теперь жадно глотают брошюры и статьи, толкующие об организации. Как тогда друзья расходились между собою, не согласившись в определении какого-нибудь философского понятия, так теперь близкие товарищи отдаляются друг от друга и даже проникаются взаимным недоброжелательством, не сумев столковаться насчет формулировки того или другого параграфа устава. И как тогда, так и теперь, наше увлечение, при всей его исторической важности, не лишено некоторого оттенка чудаковатости. Если тогда самые естественные впечатления лишались всякой естественности, потому что на них смотрели через очки философии, то теперь самый простой вопрос революционной практики приобретает подчас забавно-схоластический характер благодаря тому, что его непременно стараются уложить в модную организационную схему. Видно, нам не суждено обходиться без смешных крайностей: «так печет русская печь», — говорил Погодин [58]. Но крайности крайностям рознь. Те чудачества, до которых доходили молодые московские гегельянцы, лишь в самых исключительных случаях могли иметь вредные практические последствия. Это были чудачества добродушные по преимуществу. Поэтому и взаимные ссоры московских философов были непродолжительны: люди расходились на недели, как свидетельствует А. И. Герцен. А наши взаимные ссоры из-за организационных вопросов, во-первых, длятся несравненно больше; во-вторых, благодаря ограниченности и неразумному усердию некоторых из наших «практиков», они грозят принести нашей партии очень большой, может быть непоправимый, вред: они могут, пожалуй, даже привести к расколу. Вот почему они не всегда просто смешны; порой они гораздо более возмутительны, чем забавны. Пусть же не удивляется читатель, если я иногда буду говорить о них резко. Нахман прав: «Разве можно быть спокойным, когда говорит не язык, а душа человека?» Некрасов выразил ту же мысль прекрасными словами:
58
Погодин Михаил Петрович (1800 — 1875), русский историк, писатель. Издавал журналы «Московский вестник», «Москвитянин». Апологет «официальной народности».