Конечно, раскоп с интересными находками — самое лучшее, на худой конец пусть даже пустой, но законченный. А сейчас и почти пустой, и незаконченный… Хуже не придумаешь… Выходя ночью покурить, часто видел я слабый оранжевый круг на брезентовом пологе Зининой палатки. Я понимал, что она мучается, думает, но посоветовать мог ей только одно — продолжать работать, искать, а это она и сама знала. Когда я вернулся в палатку, Вениамин Иезекильевич перелистывал при свете керосиновой лампы какие-то свои заметки. Через некоторое время снаружи послышался приближающийся шум: треск сухих веток и чье-то хриплое дыхание. Вениамин Иезекильевич прислушался, а затем обратился ко мне:
— Если я не ошибаюсь, к нам движется нечто напоминающее средней величины медведя.
— Ну какие здесь медведи, — сказал я. — Ничего страшного быть не может.
В это время откинулся полог палатки и показалось круглое лицо Митриевны, Вениамин Иезекильевич быстро юркнул в спальный мешок, накрывшись с головой. Митриевна, видимо, от стремления идти бесшумно, очень устала, вперевалку она подошла к раскладушке Вениамина Иезекильевича и села прямо на его ноги, но он не подал признаков жизни. Я пододвинул ей стул:
— Здесь вам будет удобнее. Что так поздно, Митриевна? Что случилось?
Отдышавшись, Митриевна прохрипела паровозным шепотом:
— Зинка-то извелась вся…
— Сам вижу, что же тут поделаешь…
— А вот праздник устроить. Именины. Осемнадцатого, аккурат, ей девятнадцать будет лет.
— Что ж, идея хорошая… А вы как думаете, Вениамин Иезекильевич?
Из мешка послышался слабый голос:
— Весьма целесообразное и тонкое предложение.
Митриевна торжествующе подняла кверху могучую руку:
— Ну, раз такой человек сказал, так тому и быть!
В это время в палатку влез голый до пояса Барабанов и сел прямо на пол.
— Молодец, Митриевна, — сказал он.
— А как же ты услышал? — спросил я.
— Такой шепот, наверное, и на городище слышно… Хорошо хоть, Зинина палатка на отшибе.
Тут полог палатки снова приоткрылся, появились заспанный Георге, Турчанинов в своих неизменных джинсах и рыжие лохмы Гармаша.
— Вот что, — сказал я, — всем, по-моему, уже ясно. Давайте только распределим обязанности. Ты, Саня, должен взять на себя оформление: плакаты, приветствия, праздничный приказ.
— Ладно, нацарапаю, — буркнул Барабанов.
— Ты, Семен Абрамович, обеспечишь продукты и вечернюю иллюминацию — повесишь третью фару на дерево.
Гармаш кивнул головой.
— У меня еще четыре фальшфейера разноцветных остались, и залп из ружей дадим — салют, как в городе-герое.
— Вы, Митриевна, обеспечиваете стол…
— Банкет, как в лучших домах Филадельфии, — добавил Турчанинов.
— А вы, — подхватил я, обращаясь к Турчанинову, — как испытанный лектор прочтете короткую лекцию о жизненном и творческом пути Зины. Название сами придумаете.
— Хорошо, — отозвался Турчанинов. — Кроме того, я организую музей подарков Зине Малышевой от трудящихся. И буду его директором и экскурсоводом.