Что бы там ни писал гражданин Резун-Суворов о «вероломстве» Кремля и о «коварстве» лично товарища Сталина, якобы «подарившего» Гитлеру всю Европу, безусловным фактом является следующее: советское правительство было ЕДИНСТВЕННЫМ, последовательно и упорно боровшимся за нерушимость европейского равновесия всеми доступными дипломатическими мерами и готовым поддержать свою миролюбивую политику и защитить союзников силой оружия.
Голос советского правительства был полностью проигнорирован. В тот самый день, когда Литвинов выступал в женевском дворце Лиги наций (21 сентября), английский и французский послы в Чехословакии — Б. Ньютон и де Лакруа — посетили президента Бенеша. От имени своего правительства, связанного с Чехословакией союзническим договором, посол Франции де Лакруа заявил: "Французское правительство считает, что, отвергая предложения, Чехословакия берет на себя риск войны. Правительство Франции в этих обстоятельствах не сможет вступить в войну… Не настаивайте на своем ответе и подумайте о способе, как принять англо-французское предложение, что является единственной возможностью предотвратить непосредственную агрессию Германии". Отказ Англии и Франции защитить своего верного союзника не только означал, что англичане и французы не будут воевать с Гитлером. Это означало и блокирование механизма военных и экономических санкций Лиги Наций.
После очередного визита Чемберлена в Германию стороны, в конце концов, сошлись на «компромиссе» — по предложению Муссолини, руководители правительства Великобритании, Франции и Германии приняли решение 29 сентября собраться на конференцию, где и «обсудить» все вопросы. Местом конференции был избран Мюнхен. Представители Советского Союза на конференцию приглашены не были. Представителям Чехословакии Мастному и Массаржику было предложено обождать в приемной, пока «взрослые» решали судьбу их страны, их народа. Было бы несправедливо утверждать, что чехословаки вовсе не принимали участия в конференции. Когда Гитлер и Чемберлен при поддержке Дададье и Муссолини все решили, то Мастного и Масаржика пригласили и сообщили им "высочайшую волю" — Чехословакия должна была в течение нескольких дней передать Германии Судеты. То есть, отдать с таким трудом возведенную линию обороны и остаться беззащитной перед агрессором. Вообще-то лидеры четырех "великих держав" обязались еще гарантировать целостность оставшегося обрубка Чехословакии, но Гитлера это не смущало. Киссинджер пишет по этому поводу: "Великобритания и Франция тешили свою больную совесть, предложив гарантии тому, что осталось от Чехословакии, — нелепый жест, исходящий от наций, которые отказались с уважением отнестись к гарантии, выданной целостной, хорошо вооруженной братской демократической стране. Само собой разумеется, эти гарантии так и не были реализованы". (Генри Киссинджер, «Дипломатия», стр. 281).
4.
Дальнейшее хорошо известно. Сэр Невилль Чемберлен, вернувшись из Германии в Лондон, вышел из самолета, размахивая договором и громогласно провозгласил: "Я привез мир для нашего поколения". Общественное мнение во Франции и в Англии ликовало. Но не дождавшись, пока на мюнхенском протоколе просохнут подписи представителей "высоких договаривающихся сторон", в полночь с 30 сентября на 1 октября Польша, а затем и Венгрия, поощряемые Германией, предъявили Чехословакии ультиматум о передаче территорий, населенных польским и венгерским национальными меньшинствами. Уже на следующий день польские части вошли на территорию Тешинской области Чехословакии и в первые же два дня заняли территорию, на которой проживало 80 тысяч поляков и 125 тысяч чехов. ("Год кризиса 1938–1939". Документы и материалы. т. 1, стр. 316–317). Впрочем, роль польских руководителей и степень их ответственности за события предвоенного периода мы рассмотрим в отдельной главе. В марте 1939 года Гитлер спровоцировал дальнейший раскол Чехословакии, и 15 марта немецкие войска вошли в Прагу. Последние остатки Чехословакии, переименованные в "Протекторат Богемия и Моравия", были присоединены к Германскому Рейху.
Мрачные итоги политики «умиротворения», которую с непостижимым упорством на протяжении нескольких лет проводили Франция и Великобритания, подвел Уинстон Черчилль: "Оглянемся назад и посмотрим, с чем мы последовательно мирились или от чего отказались: разоружение Германии на основании торжественно заключенного договора; перевооружение Германии в нарушение торжественно заключенного договора; ликвидация превосходства или даже равенства сил в воздухе; насильственная оккупация Рейнской области и строительство или начало строительства линии Зигфрида; создание оси Берлин-Рим; растерзанная и поглощенная рейхом Австрия; покинутая и загубленная мюнхенским сговором Чехословакия; переход ее линии крепостей в руки Германии; ее мощный арсенал «Шкода» выпускает отныне вооружение для германских армий; с одной стороны отвергнутая попытка президента Рузвельта стабилизировать положение в Европе вмешательством США, а с другой игнорирование несомненного желания Советской России присоединиться к западным державами принять любые меры для спасения Чехословакии; отказ от помощи 35 чехословацких дивизий против еще не созревшей немецкой армии, когда сама Великобритания для укрепления фронта во Франции могла послать только две дивизии". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1, стр. 162–163.)
Все это вместе и называется — "подарить Гитлеру Европу". Советский Союз в «дарении» не участвовал. Советский Союз был единственной из великих держав, который оказывал упорное сопротивление этому «дарению».
Мюнхен полностью изменил карту Европы. Германский рейх существенно расширил свои границы, занял стратегически важные рубежи и, кроме того, приобрел около 10 миллионов новых подданных (т. е. около миллиона потенциальных солдат). За счет австрийских и особенно чехословацких заводов вырос военно-промышленный потенциал Германии. Гитлер укрепил свою власть в стране и добился если не уважения, то, как минимум, покорности генералитета. Но важно не только это. Как признает Черчилль, "Мюнхен и многое другое убедили Советское правительство, что ни Англия, ни Франция не станут сражаться, пока на них не нападут, и что даже в этом случае от них будет мало проку… Россия должна была позаботиться о себе". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1, стр. 173–174).
Мюнхен стал переломной точкой. Плохо было не только то, что у советского руководства возникли очень серьезные подозрения в том, что Запад вряд ли будет препятствовать Гитлеру в его экспансионистских планах. Хуже было другое — после Мюнхена стало очевидно, что, даже решившись, наконец, дать Гитлеру отпор, Англия и Франция могут уже не совладать с этой задачей. После Мюнхена Сталин просто обязан был быть готовым рассматривать альтернативные варианты. Россия, действительно, должна была позаботиться о себе.