"Возрастающий Орёл" 20 век.
История орловских масонов конца 18 века неожиданно всплыла в 1909 году, когда разорившийся барон Фёдор фон дер Ропп, разбирая бумаги покойного отца, наткнулся на старинное письмо
Его написал прадед в 1790-е годы приятелю по службе в Орловском губернском правлении. Тот увлекался алхимией, масонствовал, впутывался в заговоры, держа сторону недовольного принца Павла. Накануне смерти Екатерины IIпрадед избирался казначеем ложи "Возрастающего Орла" и очень сожалел, что обязан спрятать доверенные ему деньги "в известняковых пещерах, что за церковью Никития". Сумма, впрочем, не оговаривалась. Точное местонахождение - тоже.
Письмо заинтересовало фон дер Роппа ровно настолько, чтобы забрать его из резного ларца и переложить себе в жилетный карман, поближе к сердцу. Наводило подозрения и то, что отец ему никогда это письмо не показывал, да и не попадалось оно Фёдору Иоганновичу раньше, хотя он с детства обожал копаться в старых документах.
- Откуда там деньги? - пытался здраво рассуждать опешивший барон, шагая из угла в угол по скрипучим полам съемных апартаментов. - Ведь что такое масонская казна, да еще в провинции? С одной стороны - небольшие взносы, десятина от жалования. Рублей 200, что по нынешним ценам....
Считать барон не любил и переметнулся дальше. Масоны устраивали дружеские посиделки с вином, платили пособия неимущим учащимся, жертвовали на вдов и сирот. Иногда выкупали крепостных - собрал же Энгельгардт средства на избавление Шевченки! С другой стороны, ....
Обговорить с самим собой другую сторону Фёдору Иоганновичу помешала квартирная хозяйка, ушлая и вредная мещанка Нонна Агафоновна. Осторожным стуком она сигнализировала - ужин готов, пора пройти в столовую. Голодный барон почесался и отправился на скудную холостяцкую трапезу. Из всех квартирантов только он пользовался правом поглощать горячие блюда дважды в день. Сегодня его ждали бараньи котлетки, капуста, тушёная с черносливом и морковью, а на десерт - пряный английский пудинг.
Привыкнуть к странному, не сочетавшемуся с отчеством, имени барон не мог, живя здесь уже 4-й месяц. Судя по манерам, выговору и платью, в коем всегда преобладали тёмные тона, Нонна Агафоновна происходила из обедневших купцов старой веры.
- Отец, наверное, не смог заплатить, капитал съёжился, и переписался в мещане. В Орле полно бывших купчих, гордо себя держащих. Слава Богу, дом с рождения на ее имя. Есть где жить, есть чем жить.
Хозяйка улыбнулась - Ваше высокоблагородие....
- Фёдор Иоганнович - поправил ее барон.
- Фёдор Иоганнович, - сказала Нонна Агафоновна, - простите, пожалуйста, но... Завтра ко мне студент придёт комнату смотреть вечером. Ту, что пустует уже полгода. Вам не очень нужна оттоманка? Я бы временно ее поставила туда, а потом незаметно вернула. Она восхитительно смотрится с обоями! Там зеленоватые полоски и на обивке......
- Берите, конечно, мне она ни к чему, живу один, сплю на кровати. Это если бы я женился....
- А вы не собираетесь? - Нонна Агафоновна слыла любопытной.
- Нет, я был женат, но моя жена... пошлая история. Мы встретились в Германии, я полюбил ее, но потом... Теперь фрау Мария фон дер Ропп живёт в Италии. Я развёлся
Домовладычица закрыла лицо руками
- Это же невозможно, Фёдор Иоганнович!
- Брак был заключён в Германии и там же расторгнут. Я дал ей свободу.
Упала ложка. Барон невозмутимо продолжил расправляться с бараньей котлетой. Он умел держаться, даже если бестактный вопрос окунал в тяжёлые воспоминания.
Хорошо, Фёдор не отличался въедливостью. Иначе б его непременно насторожило - что за комната, простаивающая полгода близ присутственных мест? Почему ее никто не снимет? В ней что - повесились?
В точку. Именно в этой угловой комнате, натянув шелковый шнур от старого бухарского халата на крюк, удавился присяжный поверенный Карлов. Но вернемся к еде.
- Необычные кулинарные наклонности - думал Фёдор Иоганнович, - коричный пудинг с изюмом и орехами. Колониальные товары страшно дороги!
- Если вы о специях, ваше высокоб...Фёдор Иоганнович, - то мне привозит племянник. У него торговля пряностями в Одессе, свой корабль. Хоть кто-то из наших купец, как деды и прадеды.
Нонна Агафоновна вышла в кухню, где хромой мальчик старательно раздувал самовар.
- Опять щепок жалеешь! - огрела она его. - Барон горячий чай любит!
- А еще водку! - ляпнул обиженный.
После чая он заперся в комнате и долго, почти до полуночи, прикидывал, сколько денег могло оказаться в масонской казне. Ну почему прадед ничего об этом не написал? Фёдор Иоганнович в двадцатый раз вытащил письмо, перечитал его и нахмурился.
- Казна! Там может быть слитков золота на миллионы или пара сотен целковых! Ну а о том, что при Екатерине как раз вошли в оборот бумажные деньги и они запросто истлели в сырых пещерах, лучше помолчим! Мда-с! Нестоящее предприятие. Я пас.
Если посудить, то и жизнь фон дер Роппа - нестоящее предприятие двух банкротов. Мать Феденьки считалась красивой. Других достоинств за ней не признавали даже воздыхатели. Отец не отличался ничем, кроме знатности и болезненной склонности к задиранию юбок. Уродливый, гнутый, с острыми пушистыми ушами (их приходилось брить) и жидкими "вильгельмовскими" усиками, фон дер Ропп-старший развалил свои дела, потерял леса, поля и залежи. К 40 годам, скучая и томясь, опозорил молоденькую горничную. 20 лет, до самой смерти, расплачивался его отец за "маленькую шалость", отсылая вырванные с криком 45 рублей на незаконного сына Илью. Выкормил, вырастил, выучил в гимназии, а тот - связался, дурень, с эсерами. И теперь требует из Швейцарии "посильную помощь" уже от сводного брата. Который ни сном ни духом 20 лет. Только когда завещание вскрыли, узнал Фёдор Иоганнович про Илью.
С таким багажом далеко не умчишься. Еще до рождения маленького бароненка родители разъехались, эпизодически съезжаясь вновь, но жили вместе недолго. Тепла семейного очага Федя не почувствовал; функции воспитательниц исполнялидве старые девы-тётки. Домашнее образование барон завершил рано; на с трудом выбитое дедушкино наследство он смог только два года проучиться в Германии, но диплома не получил. Окончательное разорение фон дер Роппов заставило Фёдора искать места, но, куда б он не пристраивался, всегда попадал в клоаку. К 25 годам барон умудрился переболеть почти всеми известными венерическими болезнями, пристраститься к карточной игре, а когда его жестоко избили за шулерство, карточная мания магически трансформировалась в водочную. Ей-то он и посвятил последние 12 лет жизни.