Мальчик Тёма, принесший домой на Семинарку полный подол золотых монет, выучился в Петрограде на инженера путей сообщения, но с железными дорогами больше дела не имел. Он еще студентом увлёкся марксизмом, вступил в маленькую, никому неизвестную партию большевиков, агитировал на фронтах, бежал. После Гражданской войны партия направила его в родной Орёл - чистить кадровый состав.
Вот как это было.
1926 год. "Чистка" персонала винзавода проходила скучно: все мало-мальски сомнительные уволились загодя и отдуваться за них остался лишь старый кладовщик Ропов. Про него говорили, будто Ропов раньше был барон. Выглядел он действительно старорежимно - в пестрой, изрядно заштопанной рубашке под неуместный "лунный" жилет, в лоснящихся от частой глажки черноватых брюках. Советская производственная роба, синяя или серая, Фёдору Ивановичу не досталась, а больше у него ничего не было.
- Итак, начнём! - яростно открыл заседание молодой партиец Артемий - Рассматриваем личное дело Ропова. Вы все его хорошо знаете, кладовщик в представлении не нуждается.
- Претензий к нему нет! - выкрикнули с задних стульев веселые голоса молодых рабочих. - Старик дело знает, всё проверит, держит на память всю номенклатуру!
- Еще бы! - раздался шепот с крайнего левого стула, где восседала пышная бухгалтерша - Фёдор Иванович издавна тут работает.
- При царском то есть режиме? - переспросила ее сидящая рядом машинистка
- Конечно. Он еще до войны свой пост на складе занял и с тех пор крепко держит оборону.
Беседа шла под монотонный пересказ чистящимся свой фальшивой биографии
- Родился я, граждане, в бедной семье, посреди, можно сказать, леса, и жил в деревянном домике....
Парторг перебил старика.
- Так-так, а откуда ваша фамилия Ропов? Не слыхал!
- Да от немецкого, - смущенно сознался кладовщик, - семейство было, Роппы.
- Вы, следовательно, немец? - вскинул брови парторг
- По крови, да, но я русский, советский человек (последнее барон выдавил из себя с трудом, и первому ряду почудилось, будто из уголков глаз старика блеснули слёзы)
- И когда ж вы стали Роповым?
- Да в 14-м, ответила за него бухгалтерша, -тогда всех немцев народ изводил, вот он и сменил фамилию с Роппа на Ропова!
- Зверства режима - вздохнул старик, - видите, до чего проклятый царизм доводил, от родной фамилии отрекаться заставили!
На парторга его обличения предыдущего режима не произвели ни малейшего сантимента. Он почернел и сурово спросил:
- ТАК ВЫ ЧАСОМ НЕ БАРОН?!
- Был - угрюмо буркнул старик.
По рядам полетел листок - слушали-постановили - кладовщика Ропова Ф.И., оказавшегося немецким бароном фон дер Роппом, вычистить из числа сотрудников Орловского винного завода.
Партийный ловкач Артемий, в гимнастёрке, с блестевшей на порыжелом сукне единственной медалью, ничем не напомнил фон дер Роппу вертлявого мальчика, ученика-путейца с Семинарки. А это был именно Тёмка - Артемий Николаевич Шкандыбасов. Он рвался на "железку", молил о переводе, но все зависело не от него, а от врачей. Изощренным издевательством казались радостные гудки паровозов в ложбине, блеск металла Витебского моста, радостные ученики-путейцы, выбегающие из бывших семинарских стен.
При приёме в партию Артемий Николаевич не то что бы соврал, но сказал, что высшее образование ему оплатило царское МПС.
Большой светлый дом с гулкими пустыми комнатами, купленный его отцом, давно разделён на клетки, там теперь общежитие с чёрными кошками. Пахнет кислым от кухни и уборной, к стволу яблони примотана проволока, ступени скрипят - сыр-сыр
"Здесь лежит человек, обойденный счастьем"
Бывший барон фон дер Ропп умирал в заразной больнице "лишенцем", от невесть где подхваченного сыпного тифа. Здание ее, еще недавно принадлежавшее духовному училищу, изобиловало мышами и привидениями. Хвостатые аспиды нагло прыгали на тощие ноги умирающих, и, пощекотав, укладывались спать в тепле. Когда утром приходил фельдшер забрать остывшее тело в покойницкую, мыши убегали.
Привидения приходили ночью очень тихо и никому особо не мешали. Правда, сторожихи менялись из-за них часто - кому понравится, если ночью тебя за плечо обнимет ледяная прохладная рука?
Смутное сознание еще держала фон дер Роппа на проклятой советской земле, и он видел силуэт женщины, проходившей в закрытое окно у его койки. Раньше барон закричал бы, но теперь ему все стало безразлично - город, больница, трупы у соседней стены, скелет кота под кроватью. Поступив туда, Фёдор Иоганнович еще думал -изглодали кота мыши или животное скончалось от бескормицы, но чем дальше топил его бред, тем меньше он вспоминал кота.
Пол под утлой койкой рассыхался. В тот день, когда фон дер Роппу стало совсем худо, санитарка проломила углом швабры давнюю дыру и в палату хлынуло затхлое зловоние. Кто-то вспомнил, что раньше, еще до училища, на этом месте стояла усадьба Мацнева, осужденного изувера, и в подвалах у него была большая пыточная. Каменные стенки перекрыли некогда вольно льющийся полземный ручей, поэтому в больнице слышался шум и плеск воды под полом.
Фёдор Иоганнович настолько часто посещал орловские пещеры в 1909 году, что с тех пор больше никогда ими не интересовался и не вспоминал. Но сейчас, невзирая на слабость, он склонился над дыркой и долго туда смотрел.
Пятницкие пещеры если и переменили в чем-то его жизнь, так только в то, что азарт затмил все прочие страсти. Он бросил пить.
В последний миг над Фёдором Иоганновичем склонилась сестра, и барон узнал ее лицо. Это была сильно повзрослевшая Оленька. Та самая беглая гимназистка с косой-короной на голове, которую он видел-то мельком.
- Ну хоть кто-то поумнел - подумал барон и отлетел домой Рыба зарылась поглубже в ил и заснула на очередной десяток лет. Орёл 2018