На склад винной монополии барон попал, пользуясь рекомендацией случайного знакомого, с которым славно выпил в поезде.
Снисходительно-дружеские отношения Фёдора с польским дворянином Адольфом Володзько, позволяли долго не замечать, как пустеют подведомственные ему бочки со спиртом. "Зелёный змий" душил их обоих, и, если понадобилось взять на герб какое-нибудь символическое животное, они бы выбрали это весёлое пресмыкающееся. Пропойца-помощник Семён тоже внёс свою лепту в разграбление складов. Настал печальный момент: скоро ревизия, а спирта - на донышке. Спасти положение может лишь очень крупная сумма денег - подкупить недостающее, умаслить ревизора. Только где их взять, эти деньги? Жалование барон и так получает вперёд, закладывать ему давно нечего, и даже старый процентщик знать "их благородие" не желает. Больно много просит.
А тут еще внебрачный брат Илья! Четвертной в месяц возьми и выложи. Барон не подозревал, что незаконному Илье фон дер Ропп-старший рассказал про масонскую казну, первым дал почитать (и переписать) прадедово письмо. Сам Илья приехать не мог, но зато послал в Орёл по подложным паспортам двух своих друзей, младоэсеров Славу и Олю.
Они на первый взгляд юны и неспособны ни к подвигам, ни к подлостям. Олю год назад еще было можно видеть среди восторженных гимназисток, приходивших посмотреть на Введенский монастырь - место упокоения тургеневской дурочки Лизы. А Славу не столь давно отец порол ремнём за то, что лиса утащила из сарая доверенных кроликов. Страшными политическими террористами они были пока только в своем воображении.
Говорят, за шагами пьяниц горит земля адской серой, растут репьи и чертополохи. Наверное, именно поэтому около забора орловской винной монополии буйствуют колючки, а земля внезапно обрывается пропастью. Внизу пропасти тянется ветка железной дороги - дальше, к реке и железному Витебскому мосту.
Рядом с "монополькой" - ее обширные склады, полные бутылок и бочек. Точнее, уже не совсем полные. Ранним февральским утром, продираясь сквозь морозный туман, облаиваемый всеми окрестными собаками, барон фон дер Ропп приехал на службу первым. Адольфа Володзько еще не было, он жил близко и долго спал, а вот барону приходилось ездить трамваем. Он так и не привык к этому бельгийскому электрическому монстру, всегда рассчитывая свое время на пеший путь до монополии, но трамвай привозил раньше.
Зайдя в склады, барон поразился, что здесь опять пахнет крысами - их шерстью, помётом, смешанным с прогорклым маслом и пролитым спиртом. Крыс должны были изничтожать коты, но складах они не задерживались, и сотрудники часто ставили мышеловки с кусками черного хлеба, поджаренного на пахучем масле. Мышеловки, увы, больше ловили людей, чем крыс. Даже в самом темнющем углу кто-нибудь неизбежно на них наступал. Вот и сейчас барон чуть задел носком сапога край железной ловушки, челюсти клацнули, но промахнулись.
- Тьфу ты! - выругался он и начал измерять уровень спирта длинным шестом с засечками. Шест уткнулся в голое днище. Следующая бочка опорожнена наполовину. Еще одна - на треть. К рядам готовой продукции барон даже не приближался - он и так помнил, что брали много и при нём, и до него.
- На бой и крыс не спишешь... пробурчал Фёдор.
Дверь раскрылась.
- Что, плохи наши дела? - ядовито спросил Адольф Володзько.
- Сами видите, пане - пожал плечами барон. - Испарилось много!
Вместе они подсчитали, что не хватает фантастических объемов спирта, почти целое море, и, чтобы возместить незаметно ущерб, надо купить спирт рублей на 500, не меньше. От ужаса баронья голова начала раскалываться еще больше.
Они еще не знали, что едет ревизор, а поверенные брата, младоэсеры Оля и Слава, уже в Орле.
Тяжело пыхтящий паровоз привёз закутанную Оленьку на Витебский вокзал, где ее уже ждал гражданский муж Слава. Он подобрал два разбитых чемодана и гордо сказал:
- Поедем на трамвае! Извозчик - это пошло. Прошлый век.
Высунувшийся из-под шали вздёрнутый носик согласился. Дорога Оленьку ничуть не утомила, наоборот, она вспомнила, как добиралась много лет подряд к тётке в Елец. Тогда она садилась на Елецком вокзале, долго ждала, пока паровоз переведут в сторону Ельца, а потом перед ней проносился исчезающие арки над дверьми вокзала, домики, бочки Нобеля, железнодорожная школа, домики, красная винная монополия, монастырь.... Тогда Оля была невинна и наивна, теперь же она - безмужняя жена, революционерка, на равных строящаяся свою судьбу(весь этот набор впихнул в милую оленькину голову мятежный учитель риторики Беневоленов) Отрешившись и ностальгируя по себе, 15-ти летней (что странновато для особы в 18), Оля не заметила, как трамвай остановился в совершенно противоположном краю города. Слава понёс багаж на 2 этаж убогих и затхлых меблированных комнат, снятых только потому что "хозяйка паспортов не спрашивала".
Оля не подозревала, что теперь несколько месяцев кряду ей придётся шастать по окрестностям достопамятного Елецкого вокзала. Вспоминать отражение своего лица в его начисто вымытых стёклах, хлопанье двери, легкую дымчатую зелень, окаймлявшую рельсы, мелькавшие дачные платформы, низкие станционные домики.... И не просто ошиваться, а искать для партии масонскую казну. Почему их друг Илья, бастард фон дер Роппов возложил сию миссию на пару столь неподходящих, обезоруживающе-глупых, "товарищей", он и сам не понимал. Больше, видимо, некому.
Если отбросить стилистические выверты и туманности, на кои масоны последней четверти 18 века были особы люты, в письме его прадеда сообщалось следующее: он поместил казну в яму под полом Пятницких пещер, в одном ему ведомом углу. Фон дер Роппа всегда передёргивало, когда он представлял прадеда, медленно опускающего сундук с "масонскими деньгами".