Справа, на диване, откинувшись, полулежала мать Эдика, хрупкая женщина средних лет в черном, с отрешенным заплаканным лицом, стиснув в кулачке носовой платок. Над ней хлопотали ее родственницы и подруги, которые пытались привести ее в чувство. Тут же суетилась знакомая ему соседка-старушка. В сторонке несколько перепуганных девчонок, наверное, одноклассниц Пашутина, тихо шмыгали носами.
– Голову ей опустите пониже! Уберите, не надо подушку!
– Кто-нибудь, платок смочите водой!
– Вера, нашатырь где? Куда дели нашатырь?
– На книжной полке посмотри!
– Оленька, бедная, девочка моя, – причитала седая полная женщина, вернувшаяся из кухни. – Надо же такое несчастье! Такое горе! Эдичка!
Посреди комнаты мужчина средних лет и молодой парнишка с длинными до плеч космами возились со столом, пытаясь раздвинуть его. В углу между окном и сервантом у стены стояли четыре венка с траурными лентами. На одной было написано: «Дорогому любимому сыночку от мамы с папой». Под сервант забилась насмерть перепуганная серая с белым кошка, не понимая, что же происходит в доме уже второй день, что здесь делают эти чужие шумные люди.
Вдруг запричитала и протяжно завыла, как одинокая волчица, мать убитого солдата, женщины вновь засуетились вокруг нее.
– Коля, давайте перенесем ее в маленькую комнату, – позвала одна из женщин мужчину, который занимался столом.
– Мужчина, помогите, пожалуйста, – она же обратилась к Колоскову.
– Да, да, конечно! – глухо вырвалось у Игоря.
Они подхватили осторожно безжизненное тело матери и перенесли в соседнюю комнату на кушетку.
– Саня, позови Ирину, медсестру с соседнего подъезда! Надо бы укол ей сделать! Пусть поспит хоть несколько часов! Завтра у нее будет очень тяжелый день! Эх, горе-то какое! Бедняжка!
– Потерять единственного сына! Надо же такому случиться!
– Проклятая война!
– Не война, а политики! Своих-то детей они на бойню не посылают! Сволочи! – отозвался зло мужчина.
Колосков понуро стоял у окна. Комната Академика ничем особым не отличалась от обычных мальчишеских комнат. Только большим обилием книг, которыми был забит стеллаж и полки над столом. Те же яркие плакаты популярных рок-групп и поп-звезд на стене, кассетный магнитофон, усилитель, громоздкие колонки, полка с кассетами, на стене видавшая виды гитара с наклейками на деке. На письменном столе под оргстеклом цветной портрет Пола Маккартни, школьные фотографии, среди которых фото светленькой девушки, похоже, той, которую Колосков видел только что плачущую в коридоре.
Прибежала Ирина со шприцами и лекарством. Симпатичная молодая женщина лет двадцати пяти с короткой стрижкой. Оставив мать Эдика с медсестрой, все вышли из комнаты. Раздавались всхлипы и вздохи, сидящих в печали женщин, говорили полушепотом, старались не шуметь.
– Отпевание начнется в десять. С шофером катафалка уже договорились. Подъедет точно к девяти.
– Катя, а как со столовой?
– Столовую заказали. Не волнуйся. Автобусы будут. Николай Васильевич помог, со всеми уже договорился.
– А веточки сосновые?
– Ребята, Эдичкины друзья, обещали нарезать…
Игорь, вспомнив о цели своего визита, извлек из кармана поляроидную фотокарточку и пристроил рядом со свечой и портретом погибшего парнишки.
Спустя полчаса он, ссутулившись, одиноко сидел в небольшом скверике на обледенелой скамейке и пил «из горла» водку. Было погано на душе. Не то слово, настолько мерзко, что дальше некуда. Колосков многое повидал на своем коротком веку, видел смерть во всех ее ипостасях, его ничем уже не удивишь, но вот смерть двадцатилетнего лопоухого парнишки, которого он снимал на поляроид несколько дней назад, зацепила его душу костлявой рукой. Ему было плохо. Его всего трясло. Он сидел, понурив голову, уставившись пустым остекленевшим взглядом в землю, и даже не услышал тех легких шагов.
– Это вы Эдичкино фото привезли? – спросил мягкий грудной женский голос. Старший лейтенант поднял голову. Перед ним в белой короткой куртке стояла Ирина, медсестра. Он смотрел на нее, не понимая, о чем она его спрашивает.
– Вставайте, холодно. Замерзли совсем. Пойдемте ко мне, я вас чаем напою.
Колосков, ничего не спрашивая, встал и послушно, как маленький ребенок, побрел за молодой женщиной.
Ирина жила на четвертом этаже в соседнем подъезде в двухкомнатной квартирке с маленьким сыном. С бывшим мужем развелась из-за его постоянных кутежей и пьянок. На алименты не подавала, надеялась на его порядочность. Он «калымил», строил новым русским особняки, занимался евроремонтом, одним словом заколачивал довольно приличные деньги, которые тут же утекали неизвестно куда. Ирине же он передавал через ее сестру несчастную тысячу рублей на содержание ребенка. Вот и своди концы с концами. Разве на эти деньги сейчас проживешь, поэтому ей приходилось помимо работы еще и подрабатывать, ходить по больным, делать уколы, ставить капельницы, заниматься массажем.