лу глубоко внутри и дало небывалое наслаждение, кажется, еще присутствует, совсем капельку, но есть. Я поднял глаза, чтобы в сотый раз убедиться в реальности происходящего. Изменений не последовало... Девушка сидела за мольбертом, погруженная с головой в свое творчество, и не обращая на меня ни малейшего внимания. Я стал подходить ближе, а действия начали повторяться... Она заметила меня, резко встала, и во второй раз прозвучали эти глупые шутки и нелепые отмазки. На этот раз я все выслушал, а потом сказал, что, видимо, произошло какое-то недоразумение. Кея весело закивала и в конечном итоге отдала мои часы. Сама. Живой. Я испытал некое облегчение и был поистине счастлив оттого, что девушка в полном порядке. Вскоре тело медленно влачилось к милому дому. Солнце уже скрыли пепельно-серые облака, поднялся несильный ветер, дороги становились вязкими и не давали быстро добраться до нужного места. Поток холодного воздуха нёсся прямо в лицо, грязь, будто отрастив руки, хваталась за мои ступни и крепко удерживала в своих объятиях, а дома, будто став вдвое больше, создавали непреодолимые стены. Однако, приложив максимум усилий, я все же оказался в квартире. У порога, конечно, никого не оказалось, так что сегодня можно расслабиться. Лежа на кровати, я понял, что встать уже не получится. Аппетита не было, всё, что мне требовалось, так это по-настоящему хороший отдых. Желательно забыть сегодняшний день, выкинуть из памяти за ненадобностью. Я посмотрел на наручные часы. До сих пор не понимаю, почему испытываю такую привязанность к ним. Они даже не какого-то родственника, это просто старые сломанные часы. Когда они появились? В связи с чем? Не помня ничего важного, я свято дорожу ими, не могу даже сдать в ремонт и отставить у мастера. Они, конечно, красивые, но стоят ли того? Мой взгляд пал на цифры, выгравированные сзади: «123»... Интересно, это номер модели? А может, что-то вроде подписи автора? Сам того не замечая, я начал засыпать. Веки становились каменными и вскоре окончательно пали на глаза. Сегодня я испытал нечто совершенно новое. Бодрость. Настоящую бодрость ранним утром. Солнечный свет, казавшийся некогда предельно отвратительным, сейчас же приходился мягким и ласковым. Я будто освежился, стал-таки по-новому себя чувствовать. В школе, впрочем, всё осталось без изменений. Однако на большой перемене случился сбор учителей. В нашей школе ежегодно проходит крупный фестиваль (посвященный ее дню рождения), который могут посетить все желающие. Мало того, что я должен подготовить со старшими классами песни, которые будут закрывать фестиваль, так еще и обязан помогать с остальными приготовлениями. Первое выполнить придется, но вот второе... В прошлом году я без каких-либо угрызенный совести смог увильнуть от работы, ведь зарплату от этого никто не повысит. Вот и сейчас желания помогать за спасибо, на удивление, не возникало. К тому же принципиально не участвую в посторонней деятельности школы (разве что при крайней необходимости). Кому вообще нужны эти фестивали? На них только и делают, что сливают весь бюджет. Посетителей, конечно, немало, и вроде как финансовый ущерб возмещается, но и не сказал бы, что дает какой-то прирост. Здесь подойдет выражение: сизифов труд... Пока оживленная беседа между учителями всё продолжалась, я поспешил покинуть кабинет, авось не заметят, но меня внезапно окликнул чей-то грубый голос. - Мистер Уиджин, вы куда? Мы же еще не закончили. - Ах. Это снова он. Мужчина, что сидел у самого окна, специально привлек ко мне лишнего внимания. Совсем забыл про это «чудо». Его зовут Дон, и он идиот. В общем-то, могу не продолжать, а если серьезно, это мужчина тридцати двух лет, широкоплечий, с сильными руками и, в общем, крепкого телосложения. Высокий рост, темные волосы, ярко выраженные скулы. Чем не парень мечты или как там это называется? Лицо... Как бы это сказать, настоящего альфа-самца. Весь образ портит только нелепая горбинка на носу, видимо, кто-то изрядно постарался. Носит строгий выглаженный костюм. Кажется, разведен. А характер у него прескверный, ну уж очень заносчив. Ходит как павлин и кичится всем своими заслугами десятилетней давности. Работает учителем физики. - Мы все очень надеемся на вашу помощь, - продолжал он. На меня обрушилось море осуждающих взглядов. Все начали перешептываться о том, что я и в этом году не стану никому помогать. И были правы на все сто процентов. Да с чего вдруг? Я обычный низкооплачиваемый учитель музыки, брать работу поверх той, что и так имеется... Ведь помимо обычных уроков придется обучать девятые, десятые и одиннадцатые классы новым композициям. А Канали? Я обещал помочь с тем конкурсом. - Вынужден отказаться, - первый раз говорю вот так, в открытую, обычно работника покладистей меня не сыщешь (ведь, несмотря на свои принципы, я стараюсь не лезть в конфликты), но не в этот раз. На первом месте музыка, а потом все оста... Присутствующие пожирали меня взглядом. Мне не приходилось ранее сталкиваться с таким давлением. Все молчали, но я будто слышал их мысли, в которых они бранили и поносили меня самыми низкими словами. Мне стало не по себе. Воздух будто сжимался, стены стали теснить друг друга, атмосфера медленно крошилась, как кусок мела, проведенный по чему-то твердому. - Так же нельзя, мистер Уиджин. Мы все на вас рассчитываем. Неужели откажете в помощи? - Он знал, как управлять толпой, и знал, под каким прессом нахожусь я в данную минуту. - Ну... Раз уж без меня никак, то конечно. - Я сломался... Окружающие сразу изменились, продолжали свой разговор и улыбались. Неожиданно я почувствовал, как к горлу что-то подступило, живот резко скрутило, и я выбежал из класса. Меня стошнило, едва я добрался до туалета. Всё было как в тумане, в голове вертелись слова, недавние взгляды и улыбки. Я прополоскал рот и двинулся на урок. Не знаю, возможно ли выглядеть еще хуже, чем обычно, но, похоже, да. Кожа приобрела какой-то зеленоватый оттенок, губы еще больше посинели, а лицо вдвое исхудало. Уроки проходили мучительно долго. Тик-так... Тик-так... Меня начал сводить с ума каждый посторонний шум. Я даже снял настенные часы и требовал тишины жестче обычного, но по прошествии последнего урока изнеможенно упал на стул. Мысли заполонили голову, кричали внутри и снаружи. Такое чувство, будто я схожу с ума... Всё плыло перед глазами, меня словно отправили в вольное плавание, привязав к ноге тяжелый булыжник. Я кряхтел и пытался выбраться, но тщетно. Через какое-то время в класс вошел Канали. С яркими оживленными глазами и широкой улыбкой. Однако, при взгляде на меня, радость ученика сменилась негодованием, а потом беспокойством. Он-то и вытащил моё тело на поверхность. - Мистер Уиджо, что с вами? - его голос звучал крайне испуганно. Юноша начал суетиться и что-то бормотать. Я остановил его движением руки и сказал: - Сегодня просто плоховато себя чувствую, споешь без аккомпанемента? - Но тот пришел в рьяное негодование. - Да какой тут аккомпанемент?! Вам срочно нужно в больницу или хотя бы дома отдохнуть! Вы же совсем бледны! - Парень держался уверенно и, очевидно, был очень обеспокоен сложившейся ситуацией. - Ну в больницу ты меня точно не затащишь, а домой я пойду чуть попозже. Если пришел репетировать - вперед, но если нет - можешь идти. - Получилось несколько грубо, и я уже успел пожалеть об этих словах. Как-никак он искренне беспокоится... Но парень ничего не ответил, лишь подошел, отвернул мой стул от парты, взял еще один и водрузил мне под ноги. Потом налил в стакан воды и поставил рядом. - Хорошо, но обещайте сказать, если будет хуже. - Я молча кивнул. Этот парнишка не перестает меня удивлять. Будь я на его месте... В общем-то, хорошо, что я не на его месте. Он начал петь... В некоторых местах еще фальшивил, в каких-то запинался, где-то просил уточнить, с какой интонацией лучше исполнить. И всё это время не отводил от моего лица тревожный взгляд. После я попросил спеть ту композицию, что некогда прозвучала на концерте, заставив зрителей и меня, в том числе, аплодировать стоя. Он явно хотел поскорее отправить моё изнуренное тело домой, но отказать в просьбе не смог, и комната налилась прекрасными тонкими звуками. Мой разум начал потихоньку просветляться. А класс будто бы ожил. Чувство свободы переполняло пространство, оно медленно уносило куда-то вдаль, за пределы школы, а то и всего мира. Я чувствовал тепло, чувствовал чью-то заботу... Когда песня закончилась, я облегченно вздохнул и, встав со стула, поблагодарил исполнителя. Потом мы вместе оделись и двинулись по домам. Точнее, Канали выразил твердое желание проводить меня. Уж очень переживал по поводу моего состояния. Я отказываться не стал, так как чувствовал, что помощь и вправду не помешает. На улице было холоднее обычного, шел противный дождь, смывая вчерашнюю вязкую грязь. Канали рассказывал о подготовке к фестивалю. Он всегда любил делиться какими-то новостями и дулся, что я в основном молчу. Мне как-то больше нравится слушать, нежели говорить. А его слушать можно долго. Он никогда не скрывает эмоций, активно жестикулирует и всё время задорно улыбается. Канали всегда говорит то, что думает, и этим отличается от остальных. Через несколько минут мы стояли у порога. Ученик спросил, есть ли у меня лекарства, но я ответил, что в этом нет нужды. Он озабочено на меня посмотрел и, подумав минуту, достал из рюкзака небольшой контейнер, в котором был