работы под командованием Дона я усвоил несколько уроков. Во-первых, он очень чистоплотен, даже слишком. Во-вторых, не упустит возможность рассказать о своих достижениях в учительской сфере и не только. В-третьих, ненавидит таких тихонь как я. И, в-четвертых, «главное - как видят меня окружающие». Так себе набор. Он уже изрядно поднадоел своим присутствием, вот я и не стал приходить в субботу, к тому же из-за фестиваля суббота не перестает быть выходным днем. В воскресенье же я дирижировал старшими классами, поэтому не мог не прийти. Утром я просто прогуливался по ярмарке, что проходила прямо перед школой. Множество похожих ларьков с различными конкурсами и изобилием вкусной еды. Я шатался по двору без дела, и заскочил посмотреть, что приготовил десятый класс на фестиваль. У них была небольшая столовая, которую они сами украшали, сами готовили небольшие простые блюда и сами разносили по столикам. Самых миловидных и харизматичных сделали официантами, еще пара учеников зазывала гостей у входа, а у плиты трудились только самые опытные. Можно догадаться, к коим относился златовласый юноша. Официанты были одеты в разного цвета рубашки, на Канали красовалась желтая. Ну меня это не удивило, уж больно излюблен им этот цвет. Само помещение дети красиво украсили в светлых тонах, я бы даже сказал, стильно, хоть и маловато в этом понимаю. Было видно, что над каждым блюдом ребята стараются, да и в общем класс, по-видимому, выложился на полную. Гости уходили довольными, а это самое главное. Я не стал заходить, лишь издалека посмотрел. Собственно, таким был фестиваль. Оставалось немного времени до концерта, который проходил прямо в актовом зале, а потом празднование традиционно завершалось красивым фейерверком. Я переоделся в костюм и поприветствовал учеников, которые вскоре выйдут на сцену. Кто-то волновался, но по большей части стояла дружная атмосфера. Меня беспокоил Канали. На всех репетициях он стоял какой-то дерганный, вечно оглядывался, да и в общем странно себя вел. Знаю, тогда я не придал этому особого значения, но сейчас понимал, что дело серьезное. Однако отвлекать перед выступлением не стал, решил расспросить об этом позже. Я ненадолго вышел в туалет, сами понимаете зачем. Весь народ собрался в актовом зале, поэтому в самой школе почти никого не было. Выполнив то, зачем пришел, я собрался покинуть уборную, но, по-видимому, ручку заклинило, и дверь не открывалась. Я прикладывал большие усилия, дабы все-таки выбраться, и даже запаниковал. Дверь не поддастся, придется сигануть из окна. Первый этаж, высота совсем не большая, окно было узким, но благодаря своему неказистому телосложению я с легкостью выбрался наружу. До концерта оставались считанные минуты, так что стоило поторопиться, но, ступив в здание, увидел около проклятой двери, которую я чудом обхитрил, очень знакомый силуэт. Дон так же меня заметил и поспешил удалиться. Сейчас этот здоровый мужчина был похож на подростка, которого родители застукали за курением. Одним словом, несмотря на все познания в физике, Дон приходился очень глупым. Я последовал за ним и, остановив, сказал: - Скоро наше выступление, пожалуйста, поспешите в зал, - У того аж глаза на лоб полезли. Он кивнул и пошел прямо за мной. Извинившись перед ребятами, я провел их на сцену, поклонился и начал дирижировать. Ну а они петь. Звук лился мягко и плавно. Умиротворяющая атмосфера быстро наполнила зал. Дон одиноко стоял за кулисами и также безмятежно слушал льющийся поток нот... Пока внезапно тело не содрогнулось. Он резко схватился за живот, его корпус начал судорожно дрожать. Мужчина пал на колени, а изо рта потекла пена, как у бешеной собаки. Он кричал: «Помогите! Помогите!» Но хор успешно перебивал все посторонние звуки. Зал был ослеплен выступлением и тихо восхищался идиллией происходящего. Дон поднялся на ноги и вышел на сцену. Все утихло. Он что-то начал бормотать, а потом кинулся на меня. Люди взбеленились и закричали: «Кто пустил этого пьяницу?! Что он там забыл?!» Руки Дона медленно отпустили меня. Он развернулся к толпе, поносившей его, и отчаянно пытался доказать, что не пьян и ни в чем не виноват, но тщетно. Публика разъедала его взглядами, мыслями, репликами, тогда я вынужден был увести больного. Он уже начал задыхаться, силы покинули его, руки драли собственную покрасневшую плоть. Притащив мужчину в кабинет физики, я стал наблюдать за его мучениям. - Не так-то просто быть дирижером... - Тот, не в силах произнести и слова, злобно смотрел мне в лицо. - А вообще сам виноват, надо же думать, с кем делить трапезу. - Дон начал постанывать и уже весь бледный, в поту и кровоподтеках, будто молил о смерти. И был услышан. Я подошел, сел напротив, тот поднял жалостливый взгляд, наполненный слезами страдания, что-то прошептал, и я тихо свернул обессиленному мужчине шею. Учителя уже искали меня и Дона, но сейчас было не до этого. Вновь то незабываемое чувство, как пожар, вспыхнуло где-то внутри. Оно теплилось в глубине сознания, отпускало все мысли, давало непередаваемое чувства наслаждения. Пока Дон не прикрутил себе шею на место и не уставился на меня своими измученными болью глазами. И я снова пришел в себя. Был конец фестиваля, и мы с учениками и учителями, среди которых высился Дон, смотрели на красивые праздничные фейерверки. Внезапно я громко и задорно рассмеялся...