- Черт возьми! Я сам читал эти записи о его контактах с Госдепартаментом! Я должен... Но ведь мне же звонили по поводу этого Вебба прошлой ночью. Только не спрашивайте меня, кто именно. Этого я не могу вам сказать.
- Но что же, черт возьми, происходит? - требовательно спросил Конклин, наклоняясь над столом и опираясь о его край руками, не столько для эффекта, сколько стараясь обрести дополнительную устойчивость.
- Он параноик, - ответил генерал. - Он придумывает самые необычные вещи и начинает верить в них!
- Но ведь все врачи, находящиеся на государственной службе, не подтвердили этого? - ледяным тоном произнес Конклин. - Я случайно в курсе этих обследований.
- Я этого не знаю!
- Вполне возможно, генерал, что вы оказались не в курсе последующих событий по операции "Тредстоун", но тогда, как участник этой операции, не могли бы вы дать мне возможность обратиться к кому-то, кто сможет объяснить мне происходящее и снять определенные вопросы, которые есть у нашей службы.
Конклин достал из кармана небольшую записную книжку, ручку и, записав свой номер телефона, вырвал листок и положил его на стол.
- Это абсолютно стерильный номер. Проверка приведет на фальшивый адрес, который ничего не даст, - продолжил он, - И его можно использовать только сегодня между тремя и четырьмя часами дня, никакое другое время не подойдет. Меня не интересует, кто будет звонить, важно, чтобы мы получили ответы!
- Вы все, в вашей службе, можете часто нести околесицу, и знаете это не хуже меня.
- Возможно, но если все, что я сказал, подтвердится, то ваши люди получат хороший пинок за вторжение в чужую сферу интересов.
После того как Конклин отправился в Лэнгли, Дэвид вернулся в отель, чтобы привести в порядок свой список неотложных дел, которые следовало завершить до отлета. В него же входила и встреча с Алексом, запланированная за сорок минут до отлета в комнате отдыха аэропорта.
Для большого путешествия требовались деньги, и поэтому первым местом, которое он посетил, в соответствии с намеченной программой, был банк на Четырнадцатой улице.
Около года назад, когда правительство проводило обследование его памяти, Мари очень быстро и тихо изъяла все деньги, которые были получены в Цюрихе Джейсоном Борном, и перевела их в частный банк на одном из Кайманских островов в районе Кубы, где у нее был знакомый канадский банкир. Ее соображения при этом были очень простыми: Вашингтон должен был выплатить ее мужу за потерю здоровья и отказ в помощи в период провала операции "Тредстоун" весьма крупную сумму, порядка десяти миллионов долларов, что почти в два раза превышало сумму, полученную им в Швейцарии. Поэтому все угрозы, исходившие от государственных спецслужб по поводу пропавших миллионов, она воспринимала весьма спокойно и объясняла всем заинтересованным официальным лицам, что самый средний энергичный адвокат поможет ей получить с них сумму, значительно превышающую искомую.
Поэтому когда требовались дополнительные деньги, Дэвид или Мари звонили на Кайманы и получали перевод в любой удобный им банк в Европе, Америке или Дальнем Востоке.
С платного телефона на Вайоминг Авеню Вебб дозвонился до банка и договорился о переводе необходимой суммы в один из банков Гонконга, и о меньшей сумме, необходимой ему немедленно в Вашингтоне.
После этого ему оставалось лишь зайти в банк на Четырнадцатой улице, чтобы выйти оттуда через двадцать минут обладателем пятидесяти тысяч долларов.
Следующим пунктом в его списке были документы. Он остановил такси и отправился в Северо-Западный район округа Колумбия, где жил известный ему еще по операции "Тредстоун" превосходный специалист и не менее превосходный человек, который выполнял наиболее срочную и щепетильную работу для Госдепартамента. Это был негр с седой головой и живыми глазами. Раньше он был шофером такси, но путь его неожиданно изменился, когда в один прекрасный день он обнаружил в своем автомобиле дорогую фотокамеру, оставленную пассажиром. Поскольку заявлений о пропаже не последовало, он начал знакомиться с необычным для себя делом и вскоре понял, что именно этого занятия ему не хватало всю жизнь. Через несколько лет его склонность к фотографии превратилась в своего рода специальность, основным направлением которой стало изготовление фальшивых документов. Дэвид не помнил этого человека, но во время сеансов гипноза с доктором Пановым он произнес его имя, Кактус, и Мо немедленно привез фотографа в Виржинию, чтобы закрепить успех выздоровления. В глазах старого негра было столько участия и теплоты, что Панов не мог отказать ему в просьбе навещать Дэвида раз в неделю.
- Почему ты это делаешь, Кактус?
- Ему очень тяжело, сэр. Я видел это еще сквозь линзы в его глазах несколько лет назад. В нем было что-то оборвано, но во всем остальном он прекрасный человек. Он мне очень нравится, сэр, и я хочу с ним общаться.
- Приходи, когда тебе будет удобно, Кактус, и, пожалуйста, оставь это свое "сэр". Сделай хотя бы для меня исключение... сэр!
Вебб вышел из такси, попросив водителя подождать, но тот отказался. Оставив минимальные чаевые, Дэвид направился по выложенной камнями и заросшей травой дорожке к старому дому. Он чем-то напоминал ему дом в Мэне: такой же большой, старый и нуждающийся в ремонте. Новый дом они с Мари решили купить минимум через год, когда смогут подыскать хорошее место на побережье. Дэвид надавил на звонок.
Дверь открылась почти сразу и Кактус, щурясь от дневного света, появился на пороге, и приветствовал Дэвида, как будто они расстались всего неделю назад.
- Ты уже приехал на машине с шофером, Дэвид?
- Нет никакой машины, Кактус, и даже таксист отказался ждать меня.
- Всему виной эти грязные слухи о нашем районе, которые распространяют фашистские газеты.
- Я так давно не видел тебя, - продолжал он, приглашая Дэвида в дом. - Почему ты не звонил мне?
- Но ведь твоего телефона нет в городском справочнике, Кактус.
- Да, это очень большое упущение властей.
Вскоре они сидели в просторной кухне фотографа, но уже через несколько минут стало ясно, что времени на разговоры у них не остается, и Кактус проводил своего гостя в студию, разложил все три его паспорта под ярким светом лампы и стал их внимательно изучать, сравнивая фотографии на каждом из них с сидевшим перед ним оригиналом.