Зиндерманну пришлось подождать, пока утихнут восторженные аплодисменты и крики.
– Ваш ужин остывает. Расходитесь.
Слушатели стали постепенно покидать зал. Зиндерманн снова отпил воды из стоящего на трибуне стакана и спустился в зал, направляясь к Локену.
– Тебе понравилось то, что ты услышал? – спросил он, усаживаясь на соседнее место и разглаживая складки своего одеяния.
– Вы были похожи на артиста, – сказал Локен, – или на ярмарочного торговца, расхваливающего свой товар.
Зиндерманн приподнял одну черную, очень черную бровь.
– Гарвель, иногда я именно так себя и чувствую.
Локен нахмурился.
– Как будто не верите в то, что пропагандируете?
– А ты веришь?
– А что я пропагандирую?
– Веру через убийство. Правду посредством сражений.
– Это просто сражение, и ничего больше. Его значение было предопределено задолго до того, как я получил приказ.
– Следовательно, как у воина, у тебя нет совести?
Локен покачал головой:
– У меня есть совесть, и она определяется моей верой в Императора. Я верю в наше дело, как вы только что говорили во время выступления. Но в качестве оружия я не обладаю сознанием. Когда я призван сражаться, я отбрасываю в сторону мои личные пристрастия и просто действую. Полезность моих действий определяется сознанием более высокого командования. Я убиваю до тех пор, пока не поступит приказ остановиться, и в этот период у меня не возникает никаких вопросов. Они были бы неуместны, даже вредны. Командир уже определил военную цель, и от меня ждут только скорейшего ее достижения, насколько позволят мои способности. Оружие не спрашивает, кого и почему оно убивает. Это не его дело.
Зиндерманн усмехнулся:
– Здесь ты прав, так и должно быть. Но ты меня заинтриговал. Насколько я помню, на сегодняшний день не назначено никаких консультаций.
Кроме обычных выступлений старшим итераторам вменялось в обязанность проводить общеобразовательные занятия с космодесантниками. Таков был приказ самого Воителя. Между сражениями возникали довольно долгие промежутки времени, и Хорус настаивал, чтобы космодесантники использовали его для образования и расширения кругозора. «Даже самый могучий воин должен иметь познания не только в военном деле, – говорил он. – Настанет время, когда войны закончатся, и мои солдаты должны быть готовы к мирной жизни. Они должны научиться не только воевать, иначе почувствуют себя лишними и ненужными».
– Нет, никаких консультаций в расписании нет, – подтвердил Локен. – Но я хотел бы поговорить с вами неофициально.
– Вот как? И о чем пойдет речь?
– Меня беспокоит…
– Тебе предложили занять свободное место в Морнивале, – прервал его Зиндерманн.
Локен недоуменно моргнул:
– Откуда вы узнали? И все остальные тоже знают?
Зиндерманн улыбнулся:
– Сеянуса, будь благословенны его кости, больше нет. В Морнивале недостает одного члена. Тебя удивило, что они пришли к тебе?
– Да.
– А я не удивлен. Локен, твои подвиги произвели впечатление на Абаддона и Седирэ. Воитель услышал о них. И Дорн тоже.
– Примарх Дорн? Вы уверены?
– Как мне говорили, он восхищен твоими спокойствием и невозмутимостью. Насколько мне известно, это очень на него похоже.
– Я польщен.
– Так и должно быть. Так в чем проблема?
– Подойду ли я? Должен ли я согласиться?
Зиндерманн рассмеялся.
– Надо верить, – сказал он.
– Дело не в этом, – покачал головой Локен.
– Продолжай.
– Вчера ко мне приходила летописец. Сказать по правде, она здорово меня разозлила, но в ее словах кое-что есть. Она спросила: «Неужели нельзя было оставить их в покое?»
– Кого?
– Этих людей. И этого «Императора».
– Гарвель, ты и сам знаешь ответ на этот вопрос.
– Когда там, в башне, я взглянул в лицо старика…
Зиндерманн нахмурился:
– Того самого, кто представлялся «Императором»?
– Да. Он сказал приблизительно то же самое. Куортес в своих «Определениях» пишет, что Галактика безмерно велика, и то, что я повидал, подтверждает это. Если в безграничном космосе мы встречаем человека или общество, которое не согласно с нашими убеждениями, имеем ли мы право его уничтожать? Я имел в виду, нельзя ли просто пройти мимо и не обращать внимания? В конце концов, Галактика ведь так велика…
– Что мне в тебе больше всего нравится, Гарвель, – заговорил Зиндерманн, – так это твоя гуманность. Это качество очень влияет на твои мысли. Почему ты не заговорил со мной об этом раньше?
– Я думал, это пройдет, – признался Локен.
Зиндерманн поднялся со скамьи и жестом пригласил за собой Локена. Они покинули аудиторию и пошли по одному из главных переходов флагманского корабля, высокому и сводчатому, словно старинный собор, каньону три километра длиной, пересекающему три палубы судна. Здесь было сумрачно, а с потолка свисали славные знамена Легионов, Отделений и кампаний. Многие из них хранили следы жестоких боев. То и дело навстречу попадались группы персонала, и их голоса сливались в неразборчивый неумолчный шум. На галереях, где главный проход соединялся с верхними палубами, как заметил Локен, движение тоже было достаточно оживленным.
– Сначала я попытаюсь немного унять твое беспокойство, – на ходу заговорил Зиндерманн. – Я уже упоминал об этом в своих выступлениях, и ты сам высказал то же самое, когда говорил о причине своей тревоги. Гарвель, ты – оружие, одно из самых совершенных орудий разрушения, изобретенных человечеством. В твоей голове не должно быть места сомнениям и вопросам. Ты прав. Оружие не должно думать, оно лишь должно подчиняться, поскольку принятие решений не его дело. Решения – с величайшей тщательностью и исходя из этических норм – должны приниматься примархами и командирами, и не наше дело их обсуждать. Воитель, а до него возлюбленный Император, не легко решается использовать вас. С тяжестью на сердце и только в случае величайшей необходимости он прибегает к помощи космодесантников. Адептус Астартес – это последний резерв, и должен быть использован в крайних случаях.
Локен кивнул.
– А теперь запомни следующее. Если Империум обладает такой силой, как Космодесант, а, следовательно, способностью себя защитить и уничтожить любого врага в случае нападения, это еще не значит, что такое может случиться. Мы овладели способами уничтожения… Мы создали воинов, подобных тебе, Гарвель… Потому что это необходимо.
– Необходимое зло?
– Необходимый инструмент. Истина не всегда обладает силой. Человечество обладает истинными знаниями и несет другим послание во имя добра. Иногда это послание попадает во враждебно настроенные уши. Бывает, что народы отвергают и искажают это послание, как произошло в последнем случае. Тогда, и только тогда, благодарение звездам, мы прибегаем к воинской силе. Мы могущественны, потому что мы правы, Гарвель. Но мы правы не благодаря своему могуществу. И будь проклят тот час, когда второе утверждение станет нашим кредо.
Собеседники свернули из главного прохода и теперь шли по боковому ответвлению к архивному хранилищу.
– Верна наша истина или нет, неужели всегда необходимо ее насаждать, даже против желания? Как сказала та женщина, нельзя ли оставить этот народ в покое, предоставить его собственной участи?
– Представь, что мы идем по берегу озера, – заговорил Зиндерманн. – В воде тонет ребенок. Позволишь ли ты ему утонуть, потому что он был настолько глуп, чтобы прыгнуть в воду, не умея плавать? Или вытащишь озорника и научишь держаться на воде?
– Конечно, вытащу, – пожав плечами, ответил Локен.
– А вдруг он станет сопротивляться, испугавшись твоего вида? Или потому, что не хочет учиться плавать?
– Я все равно его спасу.
Их прогулка закончилась. Зиндерманн приложил ладонь к считывающему устройству, установленному в бронзовой раме высокой двери, и подождал, пока сканер обработает данные. Дверь открылась, словно огромная пасть, и изнутри вырвался поток кондиционированного воздуха со слабым запахом пыли.