На рощу сошла тишина, нарушаемая лишь свистом игравшего с ветвями ветра. Прошёл час, прежде чем он вышел из дерева-Отца в своём истинном теле, и когда это случилось, другого тела в руках он уже не нёс. Тирион был один.
Он встал под светом солнца, потягиваясь, и привыкая к своей новой плоти.
— Так-то лучше, — сказал он вслух. Приноровившись к новому телу, он подошёл к большому корню, который проклюнулся из-под земли, пока он был в дереве. На вершине корня был большой прямоугольный нарост. Размером он был с большой ручной сундучок, и когда он коснулся его, нарост отвалился. Используя магию, Тирион поднял его, поставил в стороне, и открыл. «Теперь ему просто нужны правильные чары», — подумал он.
Однако наложение чар стазиса потребовало бы не один час. Тирион улыбнулся, затем протянул руку. Усилие мысли — и на его пальцах из магии выросло похожее на лозу щупальце, потянувшееся к деревянному ящичку, и погрузившееся в него. «Заклинательное плетение определённо имеет свои преимущества», — подумал он.
Закончив, он пошёл собирать кялмус с ветвей Лираллианты.
Глава 4
Мои поиски заняли возможно дни или даже недели субъективного времени. Трудно было сказать — моё чувство времени исказилось настолько, что догадаться было невозможно. Но важной реальностью было то, что для остального мира прошло лишь несколько секунд.
Ланкастер определённо переживал не лучшие дни. Местность вокруг него была изорвана и испещрена как старыми трупами, так и недавно уничтоженными машинами. У замка не хватало крупного пролёта одной из стен, но в остальном он не пострадал.
Однако мне всё это было по боку. На западной стороне, у опушки, лицом вниз вытянулся на тёмной, изорванной земле мой сын, и кровь его уже начинала впитываться в почву. Повсюду вокруг были разбросаны куски видимо некогда смертоносных боевых машин, свидетельствуя о, вероятно, впечатляющей битве.
Одна из машин всё ещё функционировала — тортас, нацеливший пулемёт на тело моего сына. Кусочки металла медленно и плавно летели от него в сторону упавшей фигуры Мэттью. Простейшим решением было просто уничтожить машину и всё ещё находившиеся в воздухе пули, но использование такого рода концентрированного эйсара или его обратной стороны, энтропии, могло стать для Мэттью летальным, просто из-за его близости.
Вместо этого я окружил его простым щитом, чтобы укрыть от дальнейших ударов, а также моего собственного присутствия, и затем подобрался ближе. Приближаясь, я усилил мощность щита, поскольку даже пассивно исходившая из моего тела сила была таковой, что обычного щита ему не хватило бы.
К тому времени, как я приблизился на пятьдесят футов, тортас повалился на землю, хотя я не предпринимал в его отношении никаких явных действий.
Мой сын всё ещё был жив. Перед моим появлением в него попало лишь три пули, но причинённый ими урон наверняка станет фатальным, если я ничего не сделаю. «Вопрос в том, что делать?». Я не мог рисковать, пытаясь вылечить его напрямую, как сделал бы до моей трансформации. Одно лишь моё присутствие рядом без щита убило бы его — попытки прямого вмешательства были бы ещё хуже.
Но я чувствовал связь между нами, тонкую серебряную нить чего-то знакомого. Она напомнила мне о Кионе. Я некоторое время поразмышлял об этом, краем глаза наблюдая за медленно опускавшемся к земле листочком, двигавшимся так медленно, что ему, похоже, оставалось падать ещё остаток дня. «Дар Иллэниэл?». Может, именно это я и чувствовал, хотя не мог быть уверен.
Как бы то ни было, что-то надо было делать, поэтому я попытался мягко вытянуть из его тела часть энтропии — достаточно, чтобы замедлить ход его смерти. Затем мне в голову пришла другая мысль. «Я могу сделать его таким же как я». Пока я это обдумывал, над моей головой плыли чёрные и белые нити.
«Закутать его в цепи огня и пустоты», — подумал я. «Тогда я буду не один. Он сможет быть богом. Даже Пенни согласилась бы, что это лучше, чем дать ему умереть…»
— «Нет!» — разрезал моё сознание ответ, крик неповиновения столь громкий, что я не мог его игнорировать — и звучал он как голос Пенни.
Рука, на которую я смотрел, изменилась, на миг став человеческой плотью. Я узнал в ней руку Пенни, хотя она и исчезла почти сразу же после появления, сгорев дотла и сменившись моим живым огнём. Плоть была слишком хрупкой, чтобы выдержать такую близость, даже если плоть была моей или её собственной.