Между мной и Джеймсом не было никакого неправильного представления о том, кто был любимцем мамы. Она всегда смотрела на меня, нахмурив брови, всякий раз, когда я поражал ее фактами, которые она не ценила, например, тем, что отец больше не мог спонсировать ее благотворительные мероприятия.
Она не могла общаться со мной, и мы оставались такими. Однако, я думаю, она любила меня. Словно кто-то мог бы любить ребенка, в чьей нравственности они сомневались.
Мама считала меня слишком жестоким, в то время как я был слишком реалистичен, на ее взгляд.
Сегодня я стану той опорой, которая нужна Джеймсу и отцу, а потом я буду защищать дом, который оставил нам дедушка.
Я буду защищать наследие Кингов.
Мои ноги останавливаются при низком плачущем звуке. Я стою у дерева, наполовину скрытый стволом, и наклоняю голову набок.
Девушка в черном платье и подходящей вуали, закрывающей глаза, опускается на колени перед тем, что кажется новой могилой, слезы текут по ее щекам.
Ее черные волосы собраны в консервативный пучок, который плохо сочетается с дизайнерской одеждой и обувью, которую она надела.
Рядом с ней стоит маленькая девочка не старше пяти лет. Она также одета в длинное черное платье, скрывающее ее маленькое тело. Вуаль, похожая на вуаль девушки, хотя и более темная, и также закрывает ее глаза. Ее черные волосы заплетены в косички, падающие по обе стороны лица.
Пока девушка — я полагаю, ее мать — плачет, маленькая девочка теребит вуаль, морщит нос и сжимает губы в тонкую линию. Кому-то не нравится эта вуаль.
Когда ей наконец удается сбросить ее с плеч, она сжимает ее в своих маленьких ручках, прячет за спиной, а затем бросает на землю.
Я улыбаюсь озорному взгляду ее темных глаз. С такого расстояния я не могу сказать, карие они или голубые, или смесь того и другого.
Как только она заканчивает свою миссию по избавлению от вуали, она наклоняется над девушкой и вытирает ей глаза тыльной стороной своих крошечных ручек.
— Не плачь, Алисия. Она поправится, — говорит маленькая девочка ломким голосом с северным акцентом.
Йоркширский диалект?
— Наша мамочка счастлива на небесах.
Это только заставляет девушку заплакать сильнее, ее рыдания эхом разносятся в воздухе, как неудачная опера.
Значит, они родственницы, а не мать и дочь. Однако разница в возрасте слишком велика. Старшей должно быть не меньше двадцати, если не больше.
Маленькая девочка обхватывает своими крошечными ручками шею девушки и сжимает ее.
— Я люблю тебя, Алисия.
— Я тоже люблю тебя, Клэр.
Девушка, Алисия, успевает сказать между приступами икоты, ее руки прижимают маленькую девочку к груди.
Они остаются так на секунду, прежде чем девочка, Клэр, отстраняется.
— Эй, Алисия. Я собираюсь сделать тебя счастливой.
— Действительно? — Алисия ерошит волосы, на ее губах грустная улыбка. Ее тон и голос более утонченный, чем у девочки, что намекает на более утонченное воспитание. — Как?
— Я буду танцевать для тебя. — она показывает большим пальцем на себя. — Я лучшая танцовщица в городе.
— Верно.
— Да. Верно. — она хватает сестру за запястье. — Давай, дай я тебе покажу. Не здесь, потому что я не хочу, чтобы призраки видели.
— Хорошо, хорошо.
Алисия, пошатываясь, поднимается на ноги и следует за девочкой. Клэр осторожно оглядывается, и я думаю, что на могилу, но потом она пинает что-то на земле. Вуаль — она пытается спрятать ее.
Ее глаза встречаются с моими, и она замирает. Цвет ее радужек голубой, глубокий, темный, как неоткрытое дно океанов. Озорная улыбка растягивает ее губы, когда она прикладывает к ним указательный палец.
Я подмигиваю ей, и ее улыбка становится шире, прежде чем сестра уводит ее с глаз долой.
После их ухода, я сокращаю расстояние до могилы, которую они посещали. Улыбаясь, я приседаю и беру крошечную вуаль, наполовину зарытую в землю. Моя улыбка исчезает, когда я читаю имя на надгробии.
Леди Бриджит Стерлинг
Любимая Жена и Мать.
Я не мог пропустить это имя, даже если бы захотел. Она была женой Лорда Стерлинга — того самого, который не так давно покончил с собой.