Подождите. Собирается ли он это сделать?
Выражение его лица не меняется, но похоть, покрывавшая его черты, исчезает. Вместо этого я сталкиваюсь с его каменно-холодным выражением лица. Безжалостностью.
Тем, кто хотел причинить боль.
Я инстинктивно откидываюсь на матрас. Может, я и не боюсь Джонатана, но от его молчания у меня сводит лопатки. Словно я не могу нормально дышать, когда он так близко, но в то же время так далеко.
Так далеко.
Его рука все еще сжимает мое горло, и я сглатываю, ожидая, что он выжмет из меня жизнь.
Но эта часть, эта глупая маленькая часть, которая медленно пожирает мое сердце, безмятежна, почти умиротворенна. Эта часть верит, что Джонатан никогда бы не причинил мне вреда. В конце концов, он огрызнулся на меня за то, что я вскрыла свою рану. Он бы ничего мне не сделал.
Но эта часть продолжает забывать о том, что Джонатан сделал с Алисией.
— О чем ты говоришь?
Нейтральный тон его голоса и тот факт, что он не слезает с меня, бросают мои мысли в разные стороны. Не знаю, блефует он или искренне спрашивает. Я могла бы отклониться или отступить, но кто-то с таким сильным восприятием, как Джонатан, прочитал бы меня насквозь. Не зная, что сказать, я отворачиваю голову и смотрю на разбитую лампу на краю кровати.
Может, если я буду изучать это достаточно усердно, Джонатану станет скучно и он оставит меня.
Я внутренне усмехаюсь. Вероятность того, что Джонатан оставит меня, вероятно, так же невозможна, как вероятность того, что эта лампа волшебным образом починится.
Его пальцы ласкают точку пульса на моей шее с обманчивой мягкостью. Не сомневаюсь, что он надавит в любое время, когда захочет.
— Твое время истекло, Аврора.
Мой безумный взгляд скользит обратно к нему.
— Истекло?
Он собирается убить меня?
— Я устал ждать, пока ты заговоришь. Ты сделаешь это прямо сейчас.
Ох, так это на самом деле не «время истекло», как я думала. Волна облегчения захлестывает меня, и я ненавижу то, как легко у меня в груди.
Когда я молчу, пальцы Джонатана слегка сжимаются, будто он напоминает мне о своей силе.
— Если ты не заговоришь, я размельчу H&H.
Облегчение, поселяющееся внизу моего живота, медленно исчезает.
— Ты не можешь этого сделать!
— Я могу и я сделаю. Для протокола, твоя подруга с черным поясом была здесь ранее, и она совершила ошибку, угрожая мне, так что я могу быть в настроении разрушить ее жизнь.
О боже мой. Лей! Я должна была знать, что она выпустит свои коготки, если я исчезну с ее вида. Не то чтобы ее когти могли что-то сделать с таким человеком, как Джонатан. В конечном итоге она только навредит себе.
Дерьмо.
Зная Джонатана, он также отправится за ее семьей, доводя дело до конца.
— Я ненавижу тебя, — рычу я на него.
— Ты не ненавидела меня, когда кончила мне на язык.
Мои бедра сжимаются при напоминании об удовольствии, которое он доставил мне не так давно.
— А теперь, блядь, говори, Аврора. Что за чушь насчет Алисии?
— Хорошо, дай мне подняться.
— Значит, ты закатишь одну из своих истерик? Нет.
— Мне неудобно.
— Лгунья. — его губы подергиваются. — Ты потираешь свои бедра друг о друга.
— Что означает, что мне неудобно.
— Ты возбуждена, а не испытываешь дискомфорт. Думаешь, я не вижу разницы?
Будь он проклят и какой он наблюдательный.
Я делаю глубокий вдох, но он выходит прерывистым — точно так же, как весь этот хаос в моей груди.
Быть загнанной в угол — одно из чувств, которые я ненавижу больше всего. Я так упорно боролась, избегая тени моего отца, но никогда этого не удавалось.
Несмотря на то, что Джонатан угрожал всему, что мне дорого, я испытываю мерзкую потребность рассказать обо всем. Чтобы просто выплеснуть это наружу и... быть там, снаружи, впервые в моей жизни.
Я знаю, что это опасно и что это, вероятно, вернется и укусит меня за задницу, но я так устала. Мое тело полно синяков, порезов и заживших шрамов, которые все еще болят.
Это может быть из-за физической боли, недостатка сна или и того, и другого, но я бормочу:
— С первого дня, как я приехала сюда, я получаю сообщения от Алисии.
— Какого типа сообщения?
— Записи на флэшках. Мне это показалось ее волей. В начале она сказала, что если я их получу, это будет означать, что она мертва. Затем она продолжила рассказывать мне, что кто-то хотел ее убить. Она также говорила, что наша мать велела ей прервать всякую связь со мной. В последнем сообщении она плакала и сказала мне...