Мое дыхание становится резким и поверхностным, когда я вспоминаю, что произошло прошлой ночью, и то, как Джонатан смотрел на меня.
Почему он так на меня посмотрел?
Я чувствую, что буду старой и седой, и никогда не забуду разочарование в его глазах, и было ли это также... отвращением?
Дверь распахивается, и я щурюсь, когда на меня падает свет из коридора.
— Твой рыцарь в сияющих доспехах здесь, приятельница!
Я невольно улыбаюсь, услышав голос Лейлы. Я никогда в жизни не была так счастлива видеть ее, как в этот момент.
На ней мешковатые брюки и толстовка с капюшоном, на которой написано: «Если Ты Счастлив И Знаешь Это, Держись Подальше».
Выражение ее лица резко меняется, когда она фокусируется на мне.
— Что случилось с твоими ладонями и губой?
— Я упала.
— К черту это. Это был Джонни, не так ли? Я подам в суд на его задницу. Я потащу этого диктатора в суд.
— Это был не он.
Она прищуривает глаза, медленно приближаясь ко мне.
— Ты защищаешь его или что-то в этом роде?
— Зачем мне его защищать? А теперь иди сюда. Я скучала по тебе.
Она практически бежит трусцой в мою сторону, затем заключает меня в объятия. Это первый раз, когда Лейла сама инициировала объятия, и я знаю, что не стоит относиться к этому легкомысленно.
— Я так беспокоилась о тебе, — говорит она мне в шею. — Я на законных основаниях планировала вонзить нож Джонни в горло, чтобы увидеть тебя.
Я уже сделала это.
Мое сердце падает при напоминании о крови, порезе и всем остальном. Обвивая руками ее стройную спину, я обнимаю ее, и мы остаемся в таком положении некоторое время, пока я борюсь со слезами, пытающимися вырваться наружу.
Я шмыгаю носом, и Лейла отстраняется.
— Эй... что случилось?
— Все?
— Это тот самый кусок Г, Джонни, не так ли? Я точно надеру ему нос.
— Прекрати, Лей.
— Что ты имеешь в виду, говоря прекратить? Он запер тебя!
— Нет, я имею в виду, да, но все сложно. Мне нужно спросить тебя кое о чем.
— Нет ничего сложного в том, чтобы кого-то запереть. Это дерьмо не буэно, приятельница. А потом этот мудак запретит мне приходить сюда? Да, этому не быть. Не в этой жизни.
— Лей, сосредоточься.
— Что?
— Когда я только переехала к Джонатану, я рассказывала тебе о посылках без отправителя, которые я получала по адресу моей старой квартиры?
— Я думаю, ты сказала что-то о смене своего почтового адреса, потому что было раздражающе ходить туда-сюда.
— Не об этом я говорю. Я упоминала флешку и сообщения Алисии? Я сказала, что согласилась на сделку Джонатана, потому что хотела знать правду о ее смерти.
— Ты сделала это, полностью, и я сказала, не делай этого, но ты все равно продолжала. Никто не слушает Лейлу.
— Ты помнишь сообщения.
Мой голос так полон надежды, что это трогательно.
— Я понятия не имею ни о каких сообщениях. Ты говорила, что затаила обиду на Джонни, потому что думаешь, что твоя сестра умерла из-за него.
— Я никогда не упоминала о голосовых сообщениях, которые я получала?
— Нет.
— Черт.
— Какие голосовые сообщения? — она шепчет, будто это теория заговора.
— Н-никакие.
Не хочу, чтобы Лэй тоже подумала, что я сумасшедшая.
А я сумасшедшая? Ведь нет, верно?
Она пристально смотрит на меня тем чересчур драматичным изучающим взглядом, которому научилась в детективных сериалах.
— Что ты скрываешь от меня? Выкладывай.
— Я расскажу. Т-только не сейчас, хорошо? — я делаю паузу, затем выпаливаю, отвлекаю ее внимание: — Джонатан звонил тебе?
— Ага. В семь утра, как чертов будильник — не то чтобы я спала. Я провела всю ночь, планируя его кончину. Он думал, что сможет запереть тебя и жить долго и счастливо? Не-а, этого не произойдет.
Не то чтобы она могла ему что-то сделать, но тот факт, что она не отказалась от меня, согревает мое сердце.
— Я даже подтянула подкрепление.
— Какое подкрепление?
Она улыбается с чистым озорством.
— Джонни не может прогнать меня, а потом позвать, будто я его комнатная собачка.
— Что ты сделала, Лей?
— Расслабься. Я перетасовала его карты только с одним человеком, которого он ненавидит.