– Там к тебе пришли! – крикнул северянин.
– Спасибо, Нарвикка. Сейчас выйду. – Крисп положил кипу выстиранных туник, которую нес в спальню, и вышел на крыльцо. Несколько раз моргнул, щурясь от ослепительного солнечного света.
Изнуренный человек, сидящий верхом на изнуренной лошади, был ему незнаком.
– Я Крисп, – сказал он. – Чем могу служить?
Изнуренный всадник приложил палец к полям своей соломенной шляпы:
– Меня зовут Басе, почитаемый и почтенный господин. Я императорский гонец. Боюсь, я привез вам плохие вести.
– Что ж, давай, выкладывай. – Крисп старался не выдать волнения, гадая про себя, что же стряслось на сей раз. Воображение подсказало уйму вариантов: землетрясение, чуму, голод, восстание, даже вторжение иакуранцев, несмотря на договор о мире.
Но Басе имел в виду плохие новости для Криспа лично, а не для империи.
– То золото, что вы послали своей сестре и зятю, почитаемый и почтенный господин… – Гонец облизал губы, пытаясь сообразить, как бы выразиться поделикатнее. И в конце концов рубанул правду-матку напрямик:
– Мы не смогли передать золото по назначению, господин, поскольку от деревни мало что осталось после того, как эти подлые варвары, которые вроде нам были союзники, прошли через нее. Мне очень жаль, почитаемый и почтенный господин!
До Криспа откуда-то издалека донесся его собственный голос, сказавший: «Спасибо». Басе сунул ему в руку кожаный мешочек, заставил пересчитать золотые монеты и поставить подпись под распиской. Императорский вестиарий был слишком значительным лицом, чтобы его обсчитывать. Курьер поскакал прочь. Крисп, стоя на крыльце, провожал его взглядом. Евдокия, Домок и две маленькие девочки, которых он никогда не видел… И уже не увидит.
Нарвикка, подойдя к нему, положил на плечо большую ладонь.
– Их время пришло – время, отмеренное судьбой, так что не горюй о них, – сказал халогай. – Если была на то воля богов, твои родные захватили с собой своих врагов, чтобы те служили им вечно в загробном мире. Да будет так!
– Да будет так, – согласился Крисп. Дикие боги северян и их фаталистический взгляд на мир никогда не привлекали его, но теперь он вдруг страстно возжелал, чтобы у его близких были слуги в загробной жизни – слуги, которых они убили своими собственными руками. Это было бы только справедливо, и если справедливости в этом мире не дождаться, то оставалось надеяться, что она восторжествует в мире ином.
Но правда ли, что время их отмерено судьбой? Не был бы Домок таким гордецом.., не заключил бы Петроний опрометчивую сделку с Арвашем.., послушался бы Анфим разумного совета и послал бы войска на север, пока не поздно, – послушался бы он хоть раз в жизни, сволочь такая!..
Мысль об упрямстве императора наполнила Криспа бешеной яростью. Он сжал кулаки. И только тогда заметил, что по-прежнему держит кожаный мешочек с деньгами. Он протянул его Нарвикке:
– Возьми. Видеть эти монеты больше не могу!
– Я возьму. Разделю их с другими парнями. – Халогай кивнул на остальных охранников, наблюдавших за ним и Криспом. – Каждый из нас возьмет по кусочку твоего горя себе.
– Как хочешь, – машинально ответил Крисп. Но в душе, охваченной яростью и болью, что-то все-таки отозвалось на слова халогая. Крисп отрешенно выдавил:
– Спасибо. Вы очень добры.
Массивные плечи Нарвикки приподнялись и опустились внутри кольчуги.
– Мы сделали бы то же самое для каждого из нас. Мы сделаем это для друга. – И, словно ребенка, халогай развернул Криспа кругом, легонько подтолкнув к императорской резиденции. – Там есть вино. Выпей – чтобы вспомнить их или забыть, как захочешь.
– Спасибо тебе, – повторил Крисп. Ноги бессознательно повели его в заданном направлении, к кладовой.
Не успел он дойти туда, как из комнаты в коридор вышел Барсим и уставился на него. Позже, вспоминая взгляд евнуха, Крисп пытался угадать, что же означало его выражение. Барсим, казалось, хотел промолчать из вежливости, но потом все-таки спросил:
– Прошу прощения, Крисп! Что-то случилось?
– Можно сказать и так, – резко отозвался Крисп. – В деревне, где я вырос. Моя сестра, ее муж, мои племянницы… Арваш Черный Плащ напал на деревню… – Крисп умолк, не в силах договорить.
К его удивлению, глаза Барсима наполнились слезами.
– Прими мои соболезнования, – сказал постельничий. – Родных терять тяжело. Нам, евнухам, это известно, лучше, чем кому-либо другому; поскольку наследников у Нас быть не может, дети наших родственников становятся вдвое дороже.
– Понимаю. – Крисп впервые всерьез задумался о том, какой стойкости требовала от евнухов жизнь после того, как их изувечили. Воин, пожалуй, позавидовал бы такому мужеству; но большинство людей относились к ним с насмешливой брезгливостью.