Другой вариант — перенести их всех внутри участка свёрнутого пространства и открыть тот уже в Москве. Эта идея смотрелась лучше. Но предполагала, что воинам придётся вступить в бой, как только они окажутся в обычном мире. И постоянно находиться в состоянии готовности. Либо они окажутся вымотанными, либо я выброшу под удар противника сотни расслабленных бойцов.
С морскими охотниками, такой вариант ещё мог пройти. Но вот солдаты Ратибора рисковали сразу же понести потери и оказаться деморализованными.
Сам князь в ответ на мой вопрос, крутанул правый ус и оглядел строй из пяти рот, которые он только что сам и сформировал, назначив временных командиров.
— Знаешь, Сиятельство, обычно войска поездами перебрасывают. Но не уверен, что это тот случай.
Я подумал. Обратился с вопросом к Мьёльниру. А получив ответ, усмехнулся и посмотрел на Оболенского.
— Пусть организуют поезд. Только так, чтобы он забрал нас уже за городом. Ни к чему врагам знать, как именно мы станем до них добираться.
Если патриций и удивился, то виду не подал. Прикрытие мы разработали сразу же — всем было объявлено, что мы покидаем город, чтобы за его пределами опробовать силы новобранцев и создать конструктов. На первый взгляд, всё было логично — многочисленные наблюдатели из числа разведок патрицианских родов и обычные зеваки прекрасно видели, что я проводил с лейб-гвардейцами определённые манипуляции. Поверить в то, что они теперь могут создавать собственных конструктов, было несложно.
Собственно, оно так и было — если показать и объяснить, то каждый из солдат был на это способен. А те, кто знал нужные плетения ранее, мог использовать их и без всякой помощи.
Что касается морских охотников, то после того, что они устроили с кораблями Ганзы, патрициям можно было скормить почти любую небылицу об их возможностях.
На деле же, мы на обычных грузовиках доехали до старой и не используемой станции, куда к тому моменту как раз подбирался эшелон.
Василина и Олег присоединились к нам перед самым выездом из города. Тоже решили отправиться вызволять своего деда. Сразу после них появились и княжичи Мстиславские. Семеро смертных, похожих между собой до такой степени, как будто их вылепил из глины один и тот же гончар. В каком-то смысле, оно так и было. Тем не менее, подобное семейное сходство я встречал не так часто.
Никого из них я не знал, но все семеро горели жаждой схватки — им не терпелось освободить отца, а заодно перебить тех, кто посмел напасть на их род.
Потому они загрузились в один вагон с Шуйскими, куда помимо них поместился один взвод кавалергардов.
Правда, минут пятнадцать пришлось потратить на ожидание — не знаю, откуда Ратибор достал обмундирование и экипировку, но грузовики с ней присоединились к нам ещё в городе. А когда оказались на станции, князь отдал приказ переодеваться.
В ответ на слова Асуки о том, что мы теряем время, патриций лишь пожал плечами.
— Солдат без формы, это считай вооружённый гражданский. А это кавалергарды. Цвет армии. Не положено им в тряпках шляться.
Помимо мундиров, сюда доставили сабли и револьверы — последние оказались положены по уставу, которому Оболенский намеревался по мере возможности следовать. И лишь затем, мы наконец отправились в путь.
Сандал продемонстрировал мне дикое удивление, которое отразилось на лицах машинистов, когда состав скрипнул и поднялся на добрый метр в воздух. Вслед за чем окутался множеством защитных барьеров, поверх которых возник многослойный полог невидимости.
Впрочем, это всё было мелочью по сравнению с тем, какой шок они испытали, когда тот начал двигаться. Со скоростью, которая больше подходила божественному конструкту, чем благонравному эшелону.
Один из них и вовсе осел на пол, старательно отводя взгляд от смотрового стекла. Правда там всё равно было почти ничего не разобрать — справа и слева всё сливалось в единый размытый фон, а пространство впереди выглядело как пустота, в которую мчался эшелон.
Настоящее управление составом взял на себя Мьёльнир. Он же придал ему нужные свойства — металл отлично проводил энергию, так что спутнику не составило труда превратить поезд в цельный артефакт. По крайней мере, какого-то большого напряжения сил я не заметил.
Оболенский принялся обходить вагоны, ободряя солдат и ещё раз объясняя схему наших действий. Я же потратил необходимое на дорогу время, пытаясь разобраться в теневой силе, которую поглотил после боя с де Блуа.
Понять до конца, что это такое, не получилось. Даже Мьёльнир пока мог обозначить лишь один факт — эта энергия преодолевала вражескую защиту куда проще, чем любая иная. Ещё, по словам живого камня, она «щекотала его изнутри», но чем это ощущение вызвано и как его использовать, он не знал.