Дарья с оттенком негодования покосилась на меня и двинулась дальше, устремившись по дорожке к дверям клуба. А вот со стороны Волконской повеяло недоумением. Прошлый бой княгиня наблюдала с расстояния, да ещё через мощный щит, составленный сразу несколькими Одарёнными. Так что могла оценить только объём используемой силы. Сейчас же своими глазами увидела, как я отключил сознания троих противников, не прибегая при этом ни к одной из известных ей комбинаций. Вернее, вовсе не используя плетений.
Сандал уже влетел в здание клуба и нашёл цель — граф Брезовский сидел за одним из столов цокольного этажа, играя в карты. Здесь же было его сопровождение — несколько Слуг и пара Чернокровых рангом поменьше. Заёмной силы ни в ком из них не было — дракон уловил фон от энергии душ, но на уровне, который можно было условно назвать обычным.
С охраной на входе, царевна церемониться не стала. Окутав себя грязно-зелёной кольчугой, ударила простеньким плетением, впечатав двоих Одарённых в стену. Сразу же ринулась к спуску вниз — о точном местоположении объекта я успел сообщить, пока мы шагали ко входу.
Стремглав сбежала по ступеням, сбив с ног бедолагу-официанта. А когда на звук разбивающихся бокалов начали оборачиваться люди, выплеснула накопившуюся злость. Зал моментально наполнился призрачной зеленоватой дымкой, а одного из Чернокровых, что сопровождал своего господина, вывернуло наизнанку. Не так, как сатира после вакханалии, а в прямом смысле. Изломанная грудная клетка и рёбра оказались в районе позвоночника, лёгкие же, как будто под давлением вылетели наружу, впечатавшись в стену.
Второго она почему-то не тронула, так что тут сработал Сандал — материализовал когти в его головном мозге и одним движением превратил тот в кашу. А следом устремился к Слугам, повторяя процедуру.
Гомон и шум разом стихли — несколько десятков патрициев ошеломлённо пялились на внезапно появившиеся трупы и опасливо присматривались к зеленой дымке. Сам граф замер с картами в руках, не отводя от Дарьи полного непонимания взгляда.
Из соседнего помещения неожиданно показался сухонький старичок, опирающийся на трость. Вошедший во вкус Сандал, едва не прикончил и его, но я притормозил спутника — несмотря на полыхающие внутри ядра Великого Мастера, смертный точно не относился к Чернокровым.
— Ваша Светлость, вы позволите мне узнать о причине ваших действий?
Тон старичка был показательно благожелательным, а глаза казалось смотрели с заботой и вниманием. Но я отлично видел оттенки его разума — они напоминали сознания хладнокровных убийц, готовых в любой момент оборвать чужую жизнь. Мои аватары часто вращались среди воров и торговцев. А наёмники всегда и везде выступали в качестве одного из инструментов конкуренции.
Сама Дарья удостоила Одарённого лишь мимолётного взгляда, после чего шагнула к столику, за которым сидела наша цель. Подняв руку, указала на патриция пальцем и в полной тишине звонко разнёсся девичий голос.
— Я, Великая Княгиня Дарья Михайловна, обвиняю тебя, граф Брезовский в заговоре с целью убийства членов рода Рюриковичей. Обвиняю и в том, что ты покушался на священное право нашего рода править. Обвиняю в многочисленных убийствах, похищениях людей и подстрекательстве к войне с империей Цин. Обвиняю в заговоре с целью убить князей Оболенских, Шуйских, Волконских и Голицыных. Обвиняю в том, что желал ты убить всех князей, что не подчинятся воле заговорщиков. Извести под корень цвет дворянства российского.
Стоило признать — когда это было нужно, царевна выстраивала речь более чем грамотно. Да и образ был великолепен — лицо в сочетании с давящим и одновременно, звонким голосом, производило такое впечатление, что даже моя смертная оболочка отреагировала мурашками, которые пронеслись по позвоночнику. Смертные же, что находились в зале, вовсе стали похожи на каменные изваяния — застыв, широко распахнутыми глазами наблюдали за происходящим.
Сбоку от меня медленно прошёл царевич, вставший рядом с сестрой. Тоже указал пальцем на графа.
— Я, Великий Князь, Алексей Михайлович, присоединяюсь к обвинениям моей сестры. Согласно закону, отныне ты под стражей Рюриковичей. А если лиходейства твои будут доказаны, ждёт твой род смерть и разорение, до последнего младенца. Земли твои будут забраны, а люди розданы. Строки о тебе вымараны из книг всех, а надгробия предков твоих сокрушены да уничтожены. И не вспомнит никто и никогда о роде твоём.