Муций не выказал никакого испуга. «Я — римский гражданин, — сказал он, — и зовут меня Гай Муций. Я вышел на тебя, как враг на врага, и готов умереть, как готов был убить: римляне умеют и действовать, и страдать с отвагою». Затем он сказал царю, что по его лагерю бродит еще много римских лазутчиков, которые будут преследовать его на каждом шагу.
Разгневанный Порсена приказал сжечь лазутчика заживо, если он не расскажет все об упомянутом заговоре. Муций воскликнул: «Знай же, сколь мало ценят плоть те, кто жаждет великой славы!» Он положил правую руку в огонь, который зажгли для жертвоприношения. Рука его горела, а он стоял, и как будто не чувствовал боли. Удивленный царь приказал своей страже вывести Муция из алтаря. Затем, как великодушный противник, он освободил его.
Однако Муций не собирался отступать от своей цели. С глубоким убеждением, он сказал: «Из благодарности я открою тебе то, что ты не смог извлечь из меня угрозами. В твоем лагере есть триста молодых римлян, переодетые этрусками, которые выжидают удобного случая, чтобы убить тебя. Мне выпало начать!» Пораженный царь решил отпустить Тарквиния, заключить мир и вернуться домой. Муций получил еще одно имя (номен или когномен) — «Сцевола» (Scaevola), то есть «левша». Это отражало то, что теперь его правая рука не действовала.
Третья героическая история так же, как и предыдущие, основана на самопожертвовании, однако она обладает одной любопытной особенностью. В принципе римляне осуждали обман во время войны — засады и прочие военные хитрости. Но римляне оставались реалистами и постоянно использовали обман, не признавая его за таковой. Так, Муций, мучаясь от боли из-за сожженной руки, сохранял присутствие духа и лгал о числе римских лазутчиков-убийц, скрывающихся в этрусском лагере. Действие Муция можно считать недостойным ответом на великодушный поступок Порсены по его освобождению.
Ученые не верят в историческую достоверность этого рассказа. Возможно, что здесь имел место приговор за клятвопреступление, поскольку наказание за нарушение клятвы или обета состояло в том, что руку нарушителя помещали в огонь. Проникновение во вражеский лагерь является отзывом одной греческой легенды об афинском царе, который надел на себя крестьянское одеяние, чтобы пробраться в лагерь неприятельской армии. Вся эта история или ее часть могут быть вымыслом. Однако ее эмоциональность не является причиной того, чтобы мы отказались рассмотреть моральную сторону этой истории.
Идея о том, что доблесть Муция стала достаточным условием для прекращения войны, конечно же несостоятельна. На самом деле у нас есть несколько намеков на то, что события развивались совершенно не так. В одной из ссылок великий римский историк, вероятно на основе старых этрусских источников, показывает, что царь не только не снял осаду, но и захватил Рим. Когда он пишет о сожжении Храма Юпитера на Капитолийском холме во время гражданской войны шестьсот лет спустя, он отмечает, что даже «Порсена, когда город ему сдался» не нанес этому зданию никакого вреда. Кроме того, Плиний Старший, который всегда найдет что сказать по любому вопросу, сообщает нам: «В соглашении, которое Порсена заключил с римским народом после изгнания царей, мы находим специальное условие, что железо необходимо использовать только для земледелия». Это было оскорбительным условием, поскольку оно означало, что римляне должны разоружиться. В другом рассказе утверждается, что римляне дали Порсене трон из слоновой кости, скипетр, золотую корону и триумфальные одежды — то есть все, что должно быть у царя. Может быть, это знак уважения, если таковой имел место. Больше у нас нет никаких свидетельств, однако и эти, имеющиеся, дают основание предположить, что Порсена не собирался возвращать на трон Тарквиния Гордого, так как был заинтересован в его изгнании.
Вскоре судьба оказалась к Риму благосклонной. Царь Клузия, продолжая нападения на соседей, потерпел решающее (и историческое) поражение около латинского города Ариция от войск Латинского союза — федерации латинских городов-государств. В разгроме этрусков большую роль сыграл крупный греческий город Кумы, где после войны правителем стал женоподобный тиран Аристодем, который сначала прославился как мужчина, занимающийся проституцией. В результате своего правления Аристодем существенно укрепил город. В результате этого Порсена погиб в бою, и все его угрозы Риму канули в небытие.
В городе можно найти два отголоска этих событий. Во первых, как только закончилась война, римляне стали ухаживать за ранеными этрусками и, с редким чувством благородства, вернули их в Рим, где они и поселились. Им разрешили построить здания вдоль улицы, которая вела от Форума вокруг Палатинского холма к Большому цирку. По общему мнению, ее назвали в честь них Этрусской улицей (vicus Tuscus). Во-вторых, до I века до н. э. сохранился старинный обычай: при распродаже захваченного имущества ее ведущий всегда, в качестве простой формальности, включал в продажу «имущество царя Порсены». Этот обычай, по-видимому, происходит с того времени, когда завоеватель Рима оставил все свое имущество римлянам, а потом ушел навстречу своей гибели.