— Ой, Айрин! — воскликнула девушка.
Айрин вошла, возница, неслышно подвезший ее к дому, нес за ней ее чемоданы. Она поцеловала сестру решительно и спокойно.
— Это все, — сказала она вознице. — Багажные квитанции я отдала рассыльному, — объяснила она Пенелопе.
Кори стоял в растерянности. Она повернулась к нему и подала руку.
— Здравствуйте, мистер Кори, — сказала она мужественно, и он почувствовал благодарность и восхищение. — Где мама, Пэн? А папа, верно, уже лег?
Пенелопа пролепетала в ответ какие-то объяснения, и Айрин бегом кинулась в комнату матери. При ее появлении миссис Лэфем приподнялась в постели.
— Айрин Лэфем!
— Дядя Уильям посчитал своим долгом рассказать мне о папиных трудностях. Неужели вы подумали, что я останусь там и буду развлекаться, пока вам тут приходится так трудно? Да и Пэн тоже хороша! Не стыдно вам было бросить меня так надолго? Я выехала, как только уложила вещи. Вы получили мою депешу? Я ее послала из Спрингфилда. Ну ладно, теперь это уже не важно. Я здесь. Сдается мне, из-за Пэн-то можно было и не спешить, — добавила она тоном старой девы, каковой она станет, если не выйдет замуж.
— Ты видела его? — спросила мать. — Он здесь нынче в первый раз с тех пор, как она не велела ему приходить.
— И похоже, что не в последний, — сказала Айрин и, не сняв еще шляпки, стала переделывать на свой лад то, что до нее сделала Пенелопа.
Наутро, встретившись за завтраком с матерью. Кори, прежде чем к ним вышли отец и сестры, попросил ее, со смущением, которое говорило о многом, нанести визит Лэфемам.
Миссис Кори слегка побледнела, но сжала губы и молча простилась с надеждами, которые позволила себе питать в последнее время. Потом ответила с истинно римским стоицизмом:
— Разумеется, если что-то решилось у тебя с мисс Лэфем, твоя семья должна это признать.
— Да, — сказал Кори.
— Ты ведь поначалу не хотел, чтобы я нанесла им визит, но если дело подвинулось…
— Да! Я надеюсь, что да!
— Тогда мне и твоим сестрам надо сделать ей визит; а она должна прийти сюда — и мы все должны с ней увидеться и огласить помолвку. С этим надо поспешить. Иначе покажется, будто мы их стыдимся.
— Ты права, мама, — сказал благодарно молодой человек. — Ты очень добра. Я старался считаться с вами, хотя могло показаться, что это не так; я знаю ваши права и всей душой желал бы угодить также и вашим вкусам. Но я уверен, что она понравится вам, когда вы ее лучше узнаете. Все это далось ей очень тяжко — я имею в виду ее сестру, — и она приносит ради меня большую жертву. Она вела себя благородно.
Миссис Кори, чьи мысли не всегда стоит оглашать, сказала, что уверена в этом и желает только одного — счастья своего сына.
— Из-за этого она очень не хотела считать это помолвкой, а также из-за неприятностей полковника Лэфема. Но именно поэтому я хотел бы, чтобы ты их навестила. Я не знаю точно, насколько беда серьезна, но в такое время мы не должны показаться равнодушными.
Подобная логика была, вероятно, менее очевидна пятидесятилетним очкам, чем двадцатишестилетним глазам; но миссис Кори, как бы она ни смотрела на все это, не могла позволить себе уклониться от просьбы сына, ибо сама учила его, что джентльмену всегда следует быть великодушным. Она ответила со всем возможным спокойствием:
— Я поеду к ним с твоими сестрами, — а затем, разумеется, справилась о делах Лэфема.
— О, я надеюсь, что все еще уладится, — сказал Кори с блуждающей улыбкой влюбленного и с этим ушел.
Когда к завтраку вышел, потирая свои изящные руки, отец, отрешенный от всех забот низменной действительности и мысленно вернувшись из своего прекрасного далека к накрытому столу, оглядел его, прежде чем сесть, миссис Кори передала ему свой разговор с сыном.
Он засмеялся и, как бы со стороны, тонко обрисовал положение.
— Ну что ж, Анна, как бы там ни было, коль скоро ты не раз тщилась воображать себя дорогой фарфоровой безделушкой, то вот тебе справедливая кара за высокомерие. Теперь именно то самое высокое качество, которым ты гордилась, обязывает тебя поклониться глиняному сосуду, который к тому же, кажется, вот-вот потеряет позолоту, которая хоть немного примиряла с ним.
— Деньги нас никогда не заботили, — сказала миссис Корп. — Ты это знаешь.
— Верно. А теперь не надо показывать, что нас заботит их утрата. Это было бы еще хуже. Для нас плохо и то, и это. Остается утешаться тем, чем мы утешались с самого начала: мы ничего не можем поделать, а если будем пытаться, выйдет еще хуже. Если только не искать помощи у самой возлюбленной Тома.
Миссис Кори покачала головой так скорбно, что муж снова рассмеялся. Однако, глядя на ее мрачное лицо, он сказал сочувственно:
— Дорогая, я сознаю, как все это неприятно; мы оба это всегда понимали. Я выражал свои чувства по-своему, ты — по-своему, но думали мы одинаково. Мы оба предпочли бы, чтобы Том женился на девушке нашего круга; меньше всего нам хотелось бы, чтобы она была из круга Лэфемов. Они действительно некультурные люди, и, судя по тому, что я видел, не верится, что в бедности станут иными. А впрочем, как знать? Будем надеяться на лучшее и держаться как можно достойнее. За тебя я могу быть спокойным, но и я постараюсь. Я вместе с тобой нанесу визит мисс Лэфем. Такие вещи не делают наполовину!
Он очистил апельсин по-неаполитански и съел — одну дольку за другой.
27
Айрин не оставила матери ни малейших иллюзий насчет себя и кузена Билли. Она сказала, что все отнеслись к ней как нельзя лучше, но когда миссис Лэфем намекнула на то, что имела в мыслях — вернее, на свои надежды, — Айрин сурово ее остановила. Она объяснила, что он почти помолвлен с одной тамошней девушкой, а о ней и думать не думает. Мать удивилась ее суровости; за несколько месяцев девушка стала жесткой, утратила всю свою детскую мягкость и зависимость от старших; стала словно железом с острыми, кое-где зазубренными краями. Она вынесла смертельную борьбу, победила, но многое и потеряла. Быть может, то, что она потеряла, и не стоило хранить, но во всяком случае — потеряла.
Она потребовала от матери точного отчета о состоянии дел отца, насколько они были известны миссис Лэфем; и обнаружила деловую сметку, на какую Пенелопа никогда и не претендовала. С сестрой она старалась избегать всяких разговоров о прошлом и в своих отношениях с Кори и Пенелопой проявляла справедливость, каковую они и заслуживали, не будучи ни в чем виновны. Это была трудная роль; и она насколько возможно избегала их. Сказавшись усталой с дороги, она не вышла к мистеру и миссис Кори, когда те на следующий день явились к ним с визитом; и поскольку миссис Лэфем все еще была нездорова, принимала их одна Пенелопа.
Девушка интуитивно почувствовала, что будет лучше, если гости, — пока она собирается с духом, чтобы выйти к ним, — сразу увидят гостиную во всей красе. Позже — много месяцев спустя — она рассказала Кори, что, когда она вошла, его отец сидел, держа шляпу на коленях и отодвинувшись подальше от Скульптурной группы «Освобождение», точно боялся, как бы Линкольн не ударил его поднятой для благословения рукой; а миссис Кори застыла, словно в страхе, что Орел вот-вот клюнет ее. Но Пенелопа так терзалась сложностью своего положения и, принимая гостей, выглядела такой жалкой и растерянной, что это не могло не тронуть участливого Бромфилда Кори. Сперва он был с нею весьма учтив и внимателен, а к концу визита позволил себе даже пошутить, на что Пенелопа не преминула ответить. Он выразил надежду, что они расстаются друзьями, если уж не знакомыми; а она выразила надежду, что они узнают друг друга, если им доведется когда-нибудь встретиться.
— Вот это и есть то, что я подразумевала под ее развязностью, — заметила миссис Кори по пути домой.
— Да разве это развязность? — спросил он. — Просто девочке надо же было что-то ответить.
— При данных обстоятельствах я предпочла бы, чтобы она ничего не отвечала, — сказала миссис Кори.
— Сразу видно, она всего лишь — веселое маленькое создание и дурного в ней ничего нет. Я, пожалуй, понимаю, что такой чопорный малый, как наш Том, мог ею увлечься. Она ни к кому и ни к чему не испытывает почтения и, наверное, с молодым человеком тоже сразу стала шутить. Вспомни, Анна, что и тебе когда-то нравились мои шутки.