– Это один из самых замечательных органов в мире, – сказал Папа. И лишь только они кончили молиться, Вольферль уселся у громадного инструмента и попросил Папу показать, как на нем играют.
Папа объяснял, а Вольферль внимательно слушал. Папа думал, что мальчик не справится, но не прошло и нескольких минут, как Вольферль уже играл, и без единой ошибки.
Он играл, и ему казалось, что он одерживает победу. Он справлялся со страхом, который испытал во время плавания. Он знал, что эту победу не отнимет у него никто, даже смерть. Его пленили диапазон и тембральное богатство этого органа. Так мягок и густ был звук иных нот, что Вольферлю казалось, будто он слышит голос самого бога. А когда звуки стали нарастать и крепнуть, у мальчика забилось сердце. Он почувствовал прилив невиданной энергии. Его обступили монахи, жившие в монастыре при церкви, но он не обращал на них никакого внимания. Они твердили: «Чудо! Истинное диво!» Орган так чутко откликался на каждое его прикосновение. Вольферль полюбил этот инструмент всей душой.
На следующее утро они добрались до предместий Вены. Служащий таможни, которому надоело смотреть, как Папа бережно распаковывает инструменты, дернул футляр, чем вывел Вольферля из себя. Это было святотатством. Чиновник обращался с его скрипкой, как с поленом. Вольферль крикнул:
– Не трогайте! Это мое!
Немолодой коренастый чиновник не поверил мальчику.
– Да. Это моя скрипка.
– И ты, конечно, играешь на ней, как виртуоз? Вольферль выхватил скрипку из неловких рук чиновника и заиграл.
Невероятно, думал чиновник, но этот малыш действительно виртуоз. Он и сам немного играл на скрипке, но куда ему до мальчика. Решив блеснуть своими познаниями, он спросил:
– Это что? Аллегро Телемана?
– Менуэт, – поправил его Вольферль. – Менуэт Гассе.
– Ну, конечно же, Гассе. Как это я ошибся.
– Но вы почти угадали, – сказал Папа и добавил: – Мы путешествуем под официальным покровительством графа Шлика, губернатора Верхней Австрии. Его сиятельство намерен представить моих детей императрице.
В этот раз чиновник поверил па слово. Именно поэтому следует так бережно обращаться с инструментами, объяснил Леопольд, и чиновник закивал в ответ и не стал осматривать остальной багаж. Он попросил только мальчика сыграть еще что-нибудь: Гассе, Телемана или Филиппа Эммануила Баха. И когда Вольферль согласился, чиновник счел это большой любезностью с его стороны.
Через час Моцарты были в Вене.
Часть вторая. ЧУДО-РЕБЕНОК
7
Это была любовь с первого взгляда.
Вольферль стоял у въезда в город, завороженный звуками и видом Вены. Папа нарочно задержался возле укреплений, опоясывающих Вену, желая рассказать жене и детям, что именно здесь в 1683 году были разбиты турки, после чего началось превращение Вены в современный город, и что, возможно, Фридрих Прусский не решается штурмовать город именно из-за этих внушительных оборонительных сооружении, по Вольферль заметил, что Папу никто не слушает. Мама задумалась, наверное вернулась мыслями в Зальцбург, Наннерль с любопытством разглядывала нарядных дам в проезжавших экипажах, а сам Вольферль жадно созерцал этот новый мир, стараясь ничего не упустить. Он не мог наглядеться и наслушаться.
Его привела в восторг веселая суета городских улиц, ему нравились ритм и темп жизни города, его многоликость, оживление и толпы людей повсюду.
Папа нанял экипаж, и они отправились к месту своего жительства, в гостиницу «Белый бык», неподалеку от Дворцовой площади. Когда они проезжали по Грабену – сердцу Вены, Вольферль рассматривал толпу на тротуарах, которая становилась все гуще, и воскликнул:
– Папа, а Вена куда больше Зальцбурга, и народа здесь гораздо больше!
– С 1683 года население тут удвоилось, было девяносто тысяч, а стало почти двести. А в Зальцбурге всего десять тысяч человек.
– Мы здесь надолго останемся?
– Сколько понадобится, столько и проживем.
– А это что? – Вольферль указал на шпиль, высившийся в отдалении.
– Это собор св. Стефана, – ответил Папа. – Самый старый и самый большой в Вене. Он в центре города. Мы будем жить поблизости.
Поток экипажей запрудил весь Грабен, они продвигались вперед черепашьим шагом, но Вольферль был только рад – можно по крайней мере насладиться видом города. Несмотря па серое небо и холод не по сезону, на Грабене было многолюдно. В Зальцбурге никто носа на улицу не показывает в такую погоду, думал Вольферль. Здесь же прогуливалось много господ в пудреных париках и дам в нарядных отороченных мехом накидках. Повсюду слышалась непонятная речь, и Папа объяснил, что люди приезжают в Вену со всего света. Вольферль видел конных солдат в мундирах с императорским гербом, но не заметил никаких других признаков войны, хотя Мама с Папой часто говорили о войне, которая шла между императрицей Марией Терезией и Фридрихом Прусским; Экипаж остановился – пропустить солдат, и Вольферль услыхал, что какой-то человек предлагал билеты на фейерверк за двенадцать крейцеров.
Вольферль возбужденно попросил:
– Папа, можно мне пойти?
– Нет.
– Но он говорит, дети до девяти лет могут не платить, если придут с родителями.
– Я сказал – нет, – строго повторил Папа.
Вольферль умолк, но ненадолго. Нищий просил милостыню, протягивая шляпу к сидевшим в экипажах людям, и Вольферль спросил:
– Можно дать ему что-нибудь? Мне его жалко.
Папа рассердился, но господин в карете позади них подал нищему крейцер, и Вольферль обрадовался.
– Дети, бедность – это несчастье, проклятие божье, – сказал Папа, и Вольферль задумался, зачем богу нужно проклинать кого-то? Бог наказывает за дурные поступки, не раз говорил Папа, но ведь проклятие – это совсем другое, что-то вроде глухоты. Страшнее глухоты ничего невозможно себе представить. Мальчик содрогнулся от ужаса и чуть не заплакал.
– Что с тобой, Вольферль? – спросила Мама. Разве мог он объяснить?
– Этот нищий – скверный человек, – сказал Папа. – Иначе ему не пришлось бы попрошайничать.
Мама обняла Вольферля, словно желая защитить от городской толпы, а он предпочел бы, чтобы она этого не делала – так он хуже слышал то, что происходит вокруг. Он хорошо знал почти все звуки Зальцбурга, но в Вене оказалось много новых. И его охватило страстное желание впитать всю эту музыку улиц: людской говор, интонации разных языков, грохот колес проезжающих экипажей.
– Тебе нравится Вена, Вольферль? – спросил Папа и ласково притянул его к себе.
– Очень!
При входе в гостиницу «Белый бык» какой-то человек предложил Леопольду:
– Купите чудотворный талисман. Кусочек от креста святого Стефана. Отдаю за десять крейцеров.
Леопольд возмутился – неужели этот наглец принимает его за деревенского простака?
– Глупые суеверия! – с негодованием сказал он. Однако торговец не отставал. Не желая упустить хорошо одетого господина, он попытался всучить ему «Список парикмахеров, портных и модных магазинов» и, когда Леопольд заинтересовался, предложил ему еще «Подробный и исчерпывающий список венских аристократов», который Леопольд купил, только когда торговец сбавил цену с двадцати до десяти крейцеров.
Позже Леопольд негодовал. Список оказался ничем не лучше его собственного – деньги выброшены на ветер. К тому же и устроились они совсем не так, как рассчитывали. Номер в «Белом быке»– заказал для него зальцбургский знакомый, уверявший Леопольда, что «Белый бык» – гостиница приличная, хоть и недорогая, и находится по соседству с дворцами аристократов, на чье покровительство можно было рассчитывать. Но номер оказался однокомнатным. И в ном не нашлось места даже для дорожного клавесина.
Комнату пришлось разгородить. Она скудно освещалась и была такая холодная, что вода в тазу замерзла, да и с удобствами дело обстояло неважно. Дети принялись шутить по этому поводу, и Анна Мария их поддерживала, но Леопольд сказал, что смеяться тут не над чем. Ему пришлось улечься на одной кровати с Больферлем, а Анна Мария с Наннерль устроились в другой половине комнаты.