– Поцелуй меня, Люси, мы под веткой омелы. [прим. пер. – Рождественская традиция. Дома украшали ветками омелы, и девушку, случайно оказавшуюся под ней, позволялось поцеловать любому. – прим. переводчика]
Джей издает чмокающий звук, показывая на одну из многочисленных веток, украшенной пластиковой омелой.
Люси делает вид, что целует Джея в щеку, а потом, изображая отвращение, убегает. Колин зачарованно смотрит, как Джей гонится за ней вниз с небольшого холма, и она прячется за дерево, смеясь и крича, когда он пытается коснуться ее. Он понятия не имеет, как отреагирует Джей, если коснется кожи Люси. И даже более того, он не имеет понятия, как отреагирует она, если ему удастся поймать ее, но сейчас она, кажется, не беспокоится об этом. Это первый раз, когда Люси ведет себя, как полагается в ее возрасте.
– Веселишься? – говорит он, когда она возвращается. Ему не могло показаться, что ее щеки горят румянцем, а сама она почти задыхается от счастья. Не могло показаться, насколько плотнее чувствуется ее тело, когда она прижимается к нему, будто это плотное тело недавно сформировалось под туманом ее кожи.
– Более чем. Хотя я до сих пор не вижу бутылок, поцелуев и прочего цирка.
Колин наблюдает, как Люси наклоняется, чтобы завязать шнурки. Ее ботинки черные, но сегодня, в огнях и на фоне снега, они выглядят переливчатыми. Ему интересно, все ли становится немного неземным, когда она это надевает на себя.
– Готов потанцевать? – спрашивает она.
– Еще как, – он идет за ней.
Когда Люси танцует, Колин удивляется, почему она не бросается в глаза, словно вспышка, среди других, менее изящных студентов. Руки ритмично двигаются над головой. Ноги скользят, почти отрываясь от земли. Смеясь, она невесомо и игриво кружится вокруг него. Он никогда не видел ее такой, и благодаря этому ему становится легче противостоять силе, тянущей его вниз по склону в сторону озера.
А потом на секунду ее улыбка исчезает, и ее взгляд, минуя его, движется к краю смотровой и, словно срываясь, скользит вниз с холма. В темноте озеро ощущается манящим маяком. Ее глаза становятся цвета теплого янтаря, как тогда, когда они лежали бок о бок, и он не мог думать ни о чем другом, кроме как насколько сильно хочет ее поцеловать. Вдруг она смотрит на него, ловя его взгляд.
– Я вспомнила, как это было, – говорит она, и чувство вины добавляет в ее цвет глаз оттенок мягкого серого, и добавляет: – Я рада, что ты в порядке.
По какой-то причине ее голос звучит слабее на последних словах, и он знает ее. Если она чувствует то же, что и он, то она хочет спуститься с холма в темноту, лишь бы только посмотреть на острые края трещины и холодную безмолвную воду под ней.
Глава 23
ОНА
Она сидит на нем верхом, снова и снова расстегивая и застегивая верхнюю пуговицу его рубашки, очарованная тем, как много сосредоточенности это требует.
Она видела, как он справлялся с этим за пару секунд и одной рукой. Но после падения в озеро ему потребовалась неделя, чтобы снова научиться легко застегивать свою рубашку.
Люси наблюдает за собственными пальцами, скользящими по его груди вниз к ссадинам на животе. Ее тело мерцает оттенками слоновой кости и матовым персиковым. На ней нет ни веснушек, ни шрамов, ни синяков. И помимо этого ее кожа кажется слабо подсвеченной, делая похожей на акварель. Руки Колина грубые и в царапинах. На внутренней стороне запястья у него есть небольшая родинка, а на костяшках правой руки – шрамы. В нем настолько очевидно пульсирует жизнь, насколько так же очевидно в ней – нет. Внезапно ей становится интересно, каково это для него: видеть сейчас их различия, после того снега, льда и их кожи, одинаковой на ощупь.
– Как ты думаешь, из чего я состою? – спрашивает она.
– Думаю, из чего-то потрясающего.
– В смысле, вот ты в основном из углерода. Еще азот. Кислород. Водород. Ну и еще всякое-разное.
– Наверное, из всякого-разного, – смеется он. – Я ем много всякой дряни.
– Ну а я? – она снова прижимает руку к его груди, другой убирая прядь волос с его лба. Даже когда изо всех сил старается сидеть смирно, она чувствует, как внутри нее сталкиваются тысячи молекул. – Я чувствую, что мое тело плотное… Но другое. Словно я сделана из случайно перемещающихся в пространстве элементов.
Он медленно поднимает на нее взгляд и улыбается.
– Ты, безусловно, здесь, и ты, безусловно, другая. Думаю, мне нравится твоя теория, – его глаза сверкают. – Так что думаю, мы должны радоваться, что ты не вернулась где-то рядом с Чернобылем. Ты излучала бы… Еще большую привлекательность.
Она смеется и ухмыляется его остроумию, но когда из взгляды встречаются, улыбки исчезают.
– Когда я у озера, прежде чем уйти, поцеловал тебя в щеку, ты была не такой призрачной – более плотной.
Она тоже чувствовала это. Ощущения были сильнее, будто ее присутствие тут ненадолго стало весомее.
– Может, это из-за влажного воздуха. Тут, в твоей комнате, обогреватель, и он гораздо более сухой. Если бы в здешнем воздухе было бы больше влаги, то больше компонентов моего тела можно было бы взять и использовать.
Он согласно хмыкнул.
Внутри нее зреет вопрос, почти ускользая:
– О чем ты подумал, когда нашел меня на тропе и при этом по-прежнему был на льду?..
Он щурится и смотрит в окно.
– Я не ощущал холод, жар или страх. Я только хотел найти тебя.
– Почему мне кажется, что ты не хочешь об этом говорить?
Он закидывает руки за голову.
– Потому что я хочу сделать это снова.
Очевидный смысл этой фразы, произнесенной вслух, звучит эхом в его комнате, висит подобно тяжелому покрывалу между ними и укутывает все вокруг странными свинцовыми тенями. Первая ее реакция на его слова – неожиданное облегчение, поэтому ее ответ звучит как результат борьбы с самой собой:
– Колин, это безумие.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он, садясь так, что она вынуждена переместиться с его колен. – Я оказался на той тропе и под твоим деревом, Люси. В том мире было что-то иное, что-то совершенное. И еще там была ты. Это не безумие.
Она садится, поджав под себя ноги, и смотрит на него. Та ее часть – небольшая, темная и опасная – сжимается от удовольствия от его слов. Он прав: это не безумие. В те несколько минут она могла прикоснуться к нему и поцеловать.
Он был ее. На той тропе он был таким же, как она.
И тут она вспоминает, что должна быть его Стражем, и ее резко захлестывает чувство вины.
– Мне легко было найти тебя, – говорит он. – Словно мы предназначены друг для друга.
– Колин, я знаю, что Генри говорил мне защищать тебя, но… Я имею в виду, ты бы мог замерзнуть. Ты бы мог утонуть.
Он наклоняется и осторожно целует ее обнаженное плечо рядом с бретелькой. Приспускает ее, чтобы поцеловать то место, где должен биться пульс. И она ощущает это, словно ее пронзает насквозь чистый белый электрический свет. Ей хочется запустить руки в его волосы и удерживать его там.
– Я так не думаю, – говорит он. Люси открывает рот, чтобы возразить, но у нее ничего не выходит, и Колин качает головой. – Просто послушай. Ладно?
Она кивает, не в состоянии протестовать достаточно убедительно. Ей не известно, сколько времени им отпущено. Это делает каждую минуту особенно важной. Она хочет быть с ним в воде, на тропе, под звездным небом.
– Что, если я снова бы упал в озеро и провел час с тобой? Только мы, сплетенные вместе в снегу. Люси, тот мир, он сумасшедший. Там было серебро, свет и жизнь, – когда он останавливается, она не может найти слов, и ее молчание накапливается, поощряя его продолжать. – Я должен увидеть это снова. С нами может пойти Джей, он быстро вытащит меня.
Она помнит, как ощущалась его кожа, его губы, его смех. Она помнит на вкус его звуки и то, насколько они идеальны для нее. Он целовал ее, будто исследуя новые живые оттенки.