В отделении, куда поместили Илая, находился один вампир. Звали его Байлар Тавур, он повредил позвоночник, упав с высоты, где работал, и теперь не чувствовал ничего ниже шеи. После пары месяцев интенсивной терапии, реабилитации, осознания, что, несмотря на то, что, после травмы, чувствительность исчезла не сразу, теперь его состояние постоянно — и последующей психологической помощи, он выглядел измученно. Впалые глаза, длинные волосы, губы в шрамах, клыки сточены: Байлар несколько раз пытался напиться своей крови, чтобы вызвать отравление. Над ключицей, в вырезе рубашки, у него виднелся закрытый катетер для капельниц и инъекций, а в технологичном кресле — множество сенсоров и индикаторов, отображающих сердцебиение, давление, состояние внутренних органов, состав крови и кто знает, что ещё. Илаю было неуютно находиться рядом — из-за того, как тот смотрел на него. На всех вокруг.
***Шоколад отлично утоляет голод. Особенно, когда это нужно сделать быстро. Когда в минировании и обезвреживании не было необходимости, они с Эско сидят в тылу отряда, обычно за пару комнат от ребят, и играют в виртуальные кости.
— Смотри, — они полулежат, прислонившись к глухому ограждению этажа, стараясь над ним не маячить. Илай показывает с коммуникатора фотку. — Титановый Таурус РТ-020, продавец говорит, из него застрелился сам Ишт Васса.
Эско закатывает глаза.
— Мать на небе, ты правда в это веришь?
— Что, думаешь, он меня обманул?
Они негромко смеются, когда внизу начинается движение. Вмиг распластавшись, Илай выдвигает гибкую камеру и настраивает изображение. Семь, нет, восемь солдат в касталийской форме, один тащит кого-то, остальные осматривают периметр.
— Парни, у нас конвой на первом этаже: восемь и один гражданский, как слышно? Приём.
«Слышим хорошо, кот, посылаем отряд. Отбой.»
Снизу становятся различимы возня и крики.
— Илай, они его казнят.
Он успевает схватить Эско за руку.
— Ты никуда не пойдёшь.
— Мы ближе.
— И нас двое. Начнём стрелять прицельно — убьют его, потом нас. Беспорядочно — всё равно не жилец.
Эско выдёргивает руку и перехватывает удобнее винтовку.
— Ты прикрываешь мой зад, помнишь?
— Именно, мать твою.
Они спускаются на два этажа, по ходу проверяя каждый. Внизу начинается стрельба. Первым, пулю в голову получает заложник, за ним — его палач. Двое или трое успевают скрыться.
Эско почти с трепетом смотрит на мёртвого гражданского. У того рябит глаз, из входного пулевого отверстия виден синий мономолекулярный провод. Его убили из-за вшитых технологий.
Илай встаёт рядом на колено и тянет провод из-за уха, разъём позволяет подключиться почти к чему угодно. Пусть парня не спасли — у него могла остаться информация.
У Эско в глазах суеверный, почти первобытный страх.
— Как думаешь, правду говорят, что они едят своих мёртвых?..
— Боишься?
Тот встречается взглядом.
— Ты полезешь в мёртвого чувака — хорошо бы тебе тоже напугаться.
Вампиры не понимают, какого это — считывать информацию с покойника, поэтому некоторые боятся, что тот утащит за собой.
… Время спустя, Илай задумался, что, вернувшись, часто испытывал страх — иногда необоснованный. А вот ужас. Ужас был с ним только на войне.
— Я не хочу здесь находиться, меня разбудили и привезли против моей воли — это незаконно!
— Я пол-отделения пробегал в поисках заведующей и всё подписал.
Толлер кивнул. Он сидел на стуле посреди палаты, Байлара подвезли и установили кресло напротив, заблокировав колёса. Прозрачные стены затемнили, скрывая тех, кто находился внутри, от лишних глаз. Уже какое-то время у Илая маячила мысль познакомить этих двоих — не потому что он так сильно хотел помочь Байлару, просто… решил. И всё.
— Элиот. Прошу вас, — Толлер взглядом попросил того отойти.
— А… да, конечно.
Илай встал к стене, рядом с молодой медсестрой. У неё в руках было всё необходимое, на случай, если Байлар станет задыхаться, у него пойдёт горлом кровь или начнутся судороги. Она внимательно, плохо скрывая любопытство, следила за происходящим.
Не в состоянии повернуть голову на подголовнике кресла, Байлар до упора отвёл глаза в сторону медсестры.
— Я не хочу сидеть рядом с ним, увезите меня немедленно.
Толлер негромко и глубоко вздохнул. Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города. Посмотрел Байлару в глаза.
— Я понимаю твою обеспокоенность, ведь некоторым религиям присуще определённое… самодовольство. Но я здесь только, чтобы выслушать.
Толлер снова замолчал. Байлар молчал в ответ. Толлер осторожно подался вперёд.
— Великий п-полководец прошлых лет говорил: «Неважно, к-какую религию исповедуют мои воины. Важен любой бог, который спасает их души». Лично я с-считаю, что у Бога нет в-видовой предрасположенности, пола, возраста или формы. Бог может быть Отцом, Матерью. Он может быть цифровым квантовым сознанием. Завтрашним днём. Бог многолик и многообразен. Он вн-нутри тебя. И мне не важно, каков он внутри тебя, Байлар. Важно лишь, чт-что тебя спасёт.
Набычившись, тот недоверчиво на него смотрел.
— Что ты исп-пытываешь последние два месяца?
— Ненависть.
— Что вызывает эту ненависть?
— Злоба. С тех пор, как узнал диагноз, этот… приговор, я настаиваю на эвтаназии. Слушайте, я через это проходил — мне сказали написать книгу. Вот только я не знаю, как писать книги. Я не умею работать головой — я исполнитель, я де-ла-тель. Раньше мои руки ваяли скульптуры — теперь я кивнуть не могу без помощи.
— Как это произошло?
— Всё в истории болезни.
— Я хочу услышать от тебя.
Байлар шумно выдохнул и отвёл глаза.
— Страховка лопнула, и я упал на бетон. Я чувствовал своё тело, мог пошевелить ногами, я…
Голос дрогнул, он зажмурился, не в силах даже отвернуться.
— Мне моют задницу, словно я ребёнок, кормят смесью, чтобы не отказали органы. Держат мышцы в тонусе, складывают подушки под руки, чтобы кровь текла свободнее — я не вижу в этом смысла. Я не вижу смысла в такой жизни, где я не могу делать ничего. Просто жить?.. Я даже девушку обнять не могу. И я не думаю, что что-то там меня спасёт.
Толлер на его слова лишь про себя улыбнулся: сам был такой же. Он ждал, пока Байлар снова взглянет на него — а потом заговорил, и слова, кажется, сами приходили в голову, текли свободно, как ручей.
— «Я», «я». «Я»… Мне к-кажется, когда кто-то употребляет слово «я» — он не понимает его смысл. Что есть «я»? «Я» — это совокупность клеток, атомов, мыслей. Твои клетки умирают и возрождаются одна за одной, ты д-даже этого не замечаешь, мозг посылает сигналы во все уголки твоего тела, которые, к-к сожалению, сейчас не работают — но подумай вот о чём. Внутри т-тебя частица Вселенной. Каждый атом твоего тела некогда б-был частью звезды, всего когда-либо созданного. Материя переходит в энергию, электроны твоего тела смешиваются и танцуют с электронами воздуха, пола, эт-того кресла, которое ты не чувствуешь. Трава за окном. Д-даже солнце. И уже неважно, где заканчивается одно и начинается другое. Или, что твоё тело, после смерти, обратится в прах, ведь ты — энергия, что существовала задолго до него. Вся бесконечная Вселенная — вот чем должно быть «я». Вот о ч-чём мы думаем, когда говорим о Боге, о любом Боге: о бескрайности и многообразии мира. О бескрайности и многообразии самих себя. И потому, Байлар, нельзя говорить, что ты не можешь. Ты — весь мир, брат мой.