Интересной показалось — хоть и только коснулись, но не погрузились — тема обладания чем-то не принадлежащим по праву — по-просту ворованным. Меховая ли шапка или видеотехника. Мне даже жаль, что автор не пошел туда глубже — настолько нехожено там, но ощущение кольнуло. Когда владелица шапки опознает свою собственность и матери героини приходится испытать некий спектр переживаний, о котором мы узнаем в пересказе дочери. О полноте же переживаний можем только гадать. Да, интересный момент, с недораскрытым потенциалом, как мне показалось.
Здесь, правда, совсем лишними на мой взгляд вторгаются раз от раза все более массивные куски сериала «Бригада». Сперва параллели, потом уже разбор и анализ. Возможно, я не сильно в материале и для жанра автофикшн такое в порядке вещей — что увидел, о том и спел. Мне же сие показалось довольно кощунственным — сравнение настоящего с пластиковой копией. Тут я против. Застрял на этой «Бригаде» даже. Забыл я ее уже и вспоминать не хочу. Если героине так важно и необходимо взвесить детские наблюдения и воспоминания с помощью сомнительного эквивалента, то мне, читателю, гораздо интересней её эмоции и переживания в связи с такой специфической рефлексией, а не обзор старого сериала, довольно спорного качества при том.
Ну и постоянная реклама Ивана Кучина и его песен тоже изрядно достаёт. Понимаю, что это из разряда глубоко личного. Некий импринт, определяющий для автора правила безусловной ностальгии и эмпатии. Но, бл. дь, от того, что одно из имён ему — Иван Кучин, меня морозит прямо адски!
Может это со мной что-то не так? Если бы на месте Ивана Кучина красовался Микеланджело или Леонардо, или, скажем, Достоевский на худой конец? Наверное, мне было бы это легче принять. К упоминаниям Шаламова же никаких претензий. Такой изощрённый читательский снобизм? Нашему брату тоже есть, что отрефлексировать. Спасибо автору за психотерапию. Или, может, Ивану Кучину? Ну ладно, проехали.
Героиня провела своё «счастливое» детство среди братвы. Теперь она живёт с подругой и называет её женой. Кого-то это удивляет? Ко всем чертям толерантность. Тут впору говорить об инклюзивности. Ибо где братва оттопталась, там и десяток психологов к жизни не вернут.
Да, она ещё пытается понять отца, который избивал и насиловал мать.
Феномен социальной адаптации героини — вот, пожалуй, самое интересное в этой «Степи», но он, увы, остаётся за кадром.
Постоянные сопоставления с персонажами, песен, фильмов, книг. Автор неизменно примеряет знакомые шаблоны и продолжает неистово искать свои ответы.
Это и досаждает, но и многое проявляет. Израненная душа ее будто мечется в потёмках, кидаясь на каждый едва знакомый голос: «Помоги дяденька». Хотя «дяденька» термин слишком спорный. По всем признакам мужская фигура для героини — нечто, фокусирующее наивысшее напряжение травмирующих ситуаций. И, наверное, едва ли возможны какие-либо отношения с мужчиной в принципе.
Вру! Был дед. И для героини-то он, возможно, живее отца. Хотя в землю легли, понятно, уже давно и оба. Ну, если и не живее, то ближе и роднее — точно.
Осколок неотторгаемой мужественности в контуженной, изуродованной душе.
В целом
В целом это собрание глав. Они разные по объему и по структуре. Но преобладает описательное слово с огромным количеством деталей, слово, кажущееся избыточным. Главы затрагивают разные периоды жизни — это и воспоминания и они же в пересказе из более позднего времени — героиня бродит по местам, хранящим память о предках и опять вспоминает.
Такое полотно из лоскутков. Где-то память поярче, где-то прореха, где-то внахлёст.
Связной истории нет. Читатель собирает ее сам.
Диалогов тоже нет в привычном виде. Они присутствуют всё в том же меланхоличном пересказе. Всё та же монотонная песня эвенка. Она даже не льётся, но вырывается с болью. А эта боль — главный драйвер вовлечения и сопереживания. Читатель не заскучает и не уснёт. Хотя он сегодня капризен.
Действие здесь тоже уже застывшее, как бы свершившееся. Внутрь значимых событий нас автор не пускает. Как то ДТП на трассе. Возвращение украденной фуры. Они отпечатываются готовыми скупыми изображениями в фотоальбоме. Внутренности их по сути остаются за кадром Те же действия, что скрупулёзно препарируются и детализируются — отец закуривает, проснувшись и т. п. — рядовые элементарные частицы жизни. Они для автора поглавней событийного ряда. Узнать человека, который вроде бы должен быть родным, но не случилось. И узнать она может только, бесконечно всматриваясь в эту атомарную структуру его повседневности, вспоминая и прокручивая по сотому разу.