Моя циничная натура подсказывает варианты – от «международного контроля» (если бы Сталин поставил на долгосрочный союз с США, «ялтинскую систему», как было в реале) до полного отрицалова (если бы вождь оказался сволочью, обеспокоенной лишь собственной властью). Ну а подлодка К-25 была бы удачно сброшена со счетов, пропав без вести в море, – и ничего личного, вы уже сделали свое дело, и больше не нужны. Но Сталин всю свою жизнь вложил в строительство советской державы, подняв ее из пепла к звездам (как он понимал процесс, то вопрос другой), оставив после себя не миллионы в швейцарском банке, а лишь койку с солдатской шинелью и несколько тысяч книг личной библиотеки с собственноручными карандашными пометками (отрадно, что теперь среди них будут и те, что попали в это время на борту нашего «Воронежа»). И принять то, что случится через тридцать восемь лет после его смерти, он не мог никак.
Это лишь у нас, у русских, есть только два понятия – «война» и «мир». А в английском языке понятий много: «торговая война», «культурная война», «дипломатическая война», «экономическая война» (не путать с торговой, это уже следующая стадия, когда в твои карманы, во внутреннюю политику лезут) и собственно война («war war», так и называется, дословно «военная война», мы переводим как «горячая»). Даже ленд-лиз по большому счету был из той же линии – размен крови советских людей на американскую прибыль. И целью было не банальное завоевание – невыгодны в двадцатом веке колонии! – а установление своих мировых правил, обязательных для всех, ну и, конечно, себя на место не только первого игрока, но и арбитра – и это будет, по-ихнему, «честная игра». Со ступеньками к новому мировому порядку – Атлантическая хартия, план Маршалла, Бреттон-Вуд. Но с чего вы взяли, что в эту игру можете играть лишь вы одни?
И вы потеряли время в самом начале, «паровозы надо давить, пока они чайники». Но слишком фантастичной выглядела версия «мы из будущего», чтобы сразу принять ее всерьез. И слишком быстро развивалась ситуация – про супер-Сталинград я уже рассказал, а Курской битвы тут не было, потому что в этом варианте истории Советская армия вышла к Днепру уже весной сорок третьего, не было немецкого контрудара под Харьковом, не возник южный фас «огненной дуги», и Днепр мы форсировали летом, уже с исходного рубежа по левому берегу, а не выйдя туда после тяжелых боев. Наши потери были существенно меньше, и значит, быстрее шло накопление боевого опыта, совершенствование умения воевать, – а вот у немцев все наоборот! Зимой сорок четвертого наши вышли на Одер – когда союзники только высадились во Франции. И встреча у нас с ними была не на Эльбе, а западнее Рейна – жалко, что не успели в Париж, вот отчего-то мечтал когда-нибудь съездить, увидеть этот город. Здесь нет разделенной Германии и Западного Берлина – а одна лишь единая ГДР, а заодно и Народная Италия. Лишь через три года вы начали что-то подозревать – довелось мне (уже не в роли командира подлодки) принять участие и в японской войне сорок пятого года, с учетом опыта и послезнания, завершившейся для самураев с еще более разгромным счетом – нет в этом мире двух Корей и в Пекин вошли советские танки. В Токийской бухте при подписании капитуляции Японии на борту линкора «Миссури» (как в той истории) после официальной части ко мне подошли трое – адмиралы Нимиц, Локвуд и с ними еще тот, кого я принял за переводчика – со словами:
– Мистер Лазарев, прошу передать это вашему правительству – можете считать это официальной позицией США. Мы категорически настаиваем, что любые иновременные контакты, если таковые имели место, должны быть достоянием не отдельной страны, а всего мирового сообщества. При всей фантастичности этого предположения, поверьте – мы не намерены шутить. До войны, может быть, и не дойдет – но мы, я имею в виду тех, кто правит Соединенными Штатами, этого никогда не забудем и не простим.