— Разумеется.
— И мы бы сказали «человека» вместо «ее»?
— Верно! О, Даниил! Но значит ли это, что мне ничего не нужно делать?
— В этом вопросе я — не судья. Спроси Эмиаса. Вероятно, из своего путешествия вокруг света он вывез некоторый опыт.
Эмиас был вызван на совет.
Он подумал минуту, запустив обе руки в длинные кудри, а затем:
— Билль, милый мой, тебе приходилось сторожить в стороне Заповедника в последнее время?
— Никогда.
— Тогда где же?
— На городской набережной.
— Еще где?
— В центре города.
— Еще где?
— Ого, малый стал адвокатом! Около Фрешуотера.
— Где находится Фрешуотер?
— Ну, где водопад — на расстоянии полумили от города. Там наверху есть тропинка в лес.
— Знаю. Я буду сторожить там сегодня ночью. Все часто посещаемые места, конечно, охраняются. И пошлите парочку здоровых слуг на мельницу на всякий случай — автор письма мог сообщить и правду. Но мое сердце чует, что оно написано нарочно, чтобы отвлечь тебя.
— Но почему вы склонны сторожить именно Фрешуотер, мистер Эмиас?
— Потому, что те, кто явятся, если только они явятся, никогда не высадятся в Мусмилле. Если это иностранцы, они не осмелятся; если это местные люди, они слишком опытны, чтобы подъехать, пока не подует западный ветер. Высадиться у города было бы слишком большим риском, а Фрешуотер уединен, как Бермудские острова[56], и там можно подвести лодку к скале при всяком уровне воды и во всякую погоду, исключая северного и северо-западных ветров. Я не раз делал это, когда был мальчиком.
— И делишься с нами плодами своего опыта в зрелые годы, а?
— Ладно, у тебя седая голова на зеленых плечах, мой мальчик; и я думаю, что ты в самом деле прав. Кого ты возьмешь с собой сторожить?
— Я пойду с братом, — сказал Франк, — и этого будет достаточно.
— Достаточно? Он достаточно велик, а вы достаточно храбры для десятерых; но все-таки чем больше, тем веселее.
— Но чем меньше, тем легче. Я осмелюсь просить у вас первой и последней милости, — очень серьезно заговорил Франк, — обещайте мне две вещи: первая — вы не пошлете к Фрешуотеру никого, кроме меня и моего брата, и второе — что бы мы ни узнали — оно останется тайной. Я полагаю, мы достаточно известны вам и другим — вы не можете ни на минуту сомневаться, что наши действия удовлетворят и вашу честь, и нашу собственную.
До самого отъезда братьев молчание почти не прерывалось.
— Эмиас, — сказал Франк, — и тем не менее это писал девонец. Это писал Евстафий.
— Невозможно!
— Нет, друг, я был секретарем принца и научился разбирать шифры и подмечать каждый росчерк пера. Как я ни молод, я полагаю, меня нелегко провести. Идем, друг, но не бей никого сгоряча, ты можешь погубить свою же кровь.
Они прошли вдоль парка по направлению к востоку; миновали спрятавшуюся в лесу рыбачью деревушку — ряд домиков, прилепившихся к отвесной скале; прошли еще с полмили и по крутому склону холма, поросшему дубовым лесом, по узкой лесной дорожке стали спускаться к воде до того места, где с двух сторон сливаются ручьи и с высоты нескольких сотен футов обрушиваются каскадом в океан. Подле водопада подымалась с берега узкая тропка. Здесь братья предполагали встретить посланного. Франк желал занять сторожевой пост ниже Эмиаса. Он говорил, что уверен, что Евстафий явится самолично, а он скорее сумеет воздействовать на него словами, чем Эмиас, что если Эмиас будет караулить ярдов на двадцать кверху, посланный все равно не сможет удрать. И, кроме того, он — старший брат и потому имеет право на почетный пост. Эмиас подчинился, заставив брата обещать, что если на тропинке появится больше одного человека, Франк пропустит их мимо себя, прежде чем окликнуть брата, так, чтобы оба — Эмиас и Франк — могли загнать их в тупик одновременно.
Итак, Эмиас занял свое место под высокой мергелевой насыпью и, лежа меж пышно разросшимися папоротниками, не сводил глаз с Франка, присевшего на небольшом выступе утеса.
Прошло полчаса. Изредка Эмиас отрывал взгляд от скалы, чтобы взглянуть на окружающую местность. Наконец он услышал шорох падающих листьев и плотнее прижался к темной насыпи. Затем послышались быстрые, легкие шаги — не спускающиеся, а подымающиеся снизу. Его сердце билось громко и часто. Еще через полминуты в трех шагах от убежища Франка показался человек. Франк тотчас вскочил. Эмиас видел, как светлый клинок блеснул при ярком свете октябрьской луны.
— Именем королевы, стой!
Человек выхватил из-под плаща пистолет и выстрелил Франку прямо в лицо. Но спустить тяжеловесный курок было нелегким делом. Прежде чем исчезла искра, Франк успел ударить пистолет рапирой снизу, и пуля, не причинив вреда, пролетела над его головой. В ту же секунду человек бросил оружие ему прямо в лицо, но, к счастью, не попал. Удар пришелся в плечо, и все же Франк, который был хрупок, как лилия, пошатнулся и растерялся. Эмиас увидел, как, прежде чем Франк мог овладеть собой, в руке врага блеснул кинжал, нанесший один, два, три удара.
56