Выбрать главу

Наконец Хаген вернулся, теребя в руках очки. Он улыбался, но, с другой стороны, у него на лице всегда витала легкая улыбка, от которой в уголках глаз были мелкие морщинки. Саманта уже давно привыкла к этой улыбке.

– Как мы ее назовем? – спросил профессор. – Орхидея Саманты?

Девушка поморщилась.

– Значит, это правда, – сказала она. – Это действительно новый вид.

– Похоже на то, – подтвердил Хаген.

– Вы уверены?

– Ну на самом деле в науке никогда нельзя быть абсолютно уверенным ни в чем, но… – Он хмуро взглянул на нее. – Чем это ты недовольна? Ты только что открыла новый вид растений, в последние сорок восемь часов пребывания человечества на Земле. Это же…

– Поразительно. Знаю. – Саманта погрузила руки в волосы. Стручок у нее в горле разбух еще больше, и она превратилась в цветок, распускающийся…

…залившийся слезами.

– О господи! – Ощутив щекой колючий свитер Хагена, Саманта прильнула к его груди, а он крепко прижал ее к себе.

– Тебе еще предстоит увидеть так много. – Его рука принялась описывать медленные круги у нее между лопаток. – Разве ты это не знаешь?

Они стояли рядом, впитывая запахи друг друга, обвив друг друга руками. Слезы высохли у Саманты на щеках, от чего кожа натянулась.

Через плечо профессора она видела орхидеи, склонившиеся к окну в стремлении к свету.

* * *

Саманта не спешила открыть глаза. Еще самую малость, пока она не проснулась до конца, а там нужно будет снова надевать теплую одежду и возвращаться под снегом в комплекс. Девушка заснула на диване у Хагена в домике, прямо перед дверью спальни.

Ей снились какие-то разрозненные образы, ничем не связанные вместе. Но одно воспоминание осталось – ощущение шершавого бетона под коленями, она опустилась на пол у отца в гараже, а перед ней стоит старая картонная коробка.

Отец умер несколько недель назад. Саманта только что разошлась со своим приятелем Грегом и перебралась в пустой отцовский дом. Овсяные хлопья в буфете еще не протухли, в мойке по-прежнему стоял стакан.

На самом деле не было никакого смысла разбирать отцовские вещи. Продать дом было невозможно; никто не покупал недвижимость. Не надо было искать, куда пристроить старые куртки, не надо было отбирать все ценное, не надо было проветривать помещения, избавляясь от призрака умершего. Мир приближался к концу, и скоро дом сгорит в испепеляющем пламени вместе со всем остальным.

И все же Саманта была в гараже, стояла на коленях перед коробкой, подписанной: «Наоми». Коробка была открыта; значит, отец недавно заглядывал в нее. Сверху лежала пачка писем. Мать любила писать письма, хотя Саманта, когда была маленькой, смеялась над ней, говоря, что она последний человек на планете, который это делает. Девушка предположила, что эти письма относятся к тому периоду, когда родители только встречались друг с другом, к сияющей эпохе романтики, пока их отношения еще не скисли и они не отвернулись друг от друга.

Но, разбирая письма, Саманта обнаружила, что на самом деле они более свежие. Написанные после развода. «Сэмми ушла из оркестра, полагаю, это к лучшему… розовый куст перед домом наконец зацвел, помнишь, мы думали, что он засох?.. Мама всю зиму сильно кашляла, я боюсь, это что-то серьезное…»

Саманта даже не подозревала, что родители продолжали поддерживать отношения. Что мать рассказывала отцу про розовый куст, про дочь, с которой он разговаривал так грубо, про свои сны, про родителей, про свою работу. И все это написано знакомым почерком матери, мелким и убористым, с исправлениями в каждом втором предложении, говорящими о том, что мать тщательно обдумывала каждое свое слово.

У Саманты защемило в груди.

Отец сохранил все письма.

Она взяла конверт, засунутый в пачку бумаг, и открыла его. Внутри лежал цветок, сплющенный. Когда-то он был белым, но теперь стал цвета старого пергамента. Саманта осторожно положила его на ладонь.

Холодный бетон у нее под коленями. Воздух, пахнущий плесенью и дымом от костра. Белый засохший цветок, орхидея.

Открыв глаза, Саманта посмотрела на Хагена. Профессор спал на животе, обнимая подушку. Ей захотелось узнать, узнал ли он о своей жене больше, когда ее не стало, чем когда она была рядом, так как это случилось у Саманты с ее отцом. Как выяснилось, его сердце оставалось открытым, несмотря на то, что, казалось, оно будто закрылось давным-давно. Письма напомнили Саманте обо всем том, чего она никогда не знала.