Хорошо, что я на спине лежал, и никто не увидел, что мысли мои не об учебе и даже не о революции.
Так, стоп! Дышать ровно! Человек ты или скотина? Девочки всегда привязываются, тем более в таком возрасте. Оно тебе надо? Мозговыноса будет больше, чем удовольствия.
Домучив химию, я занялся магнитофоном Инны. Девушка хотела было переметнуться ко мне, но встретилась взглядом с Гаечкой и не стала рисковать.
Дальше мы проводили испытания. На ту самую кассету с шансоном, забытую ворами в магнитофоне Ильи, записывали речь, стоя на разной дистанции, в движении, поместив магнитофон в сумку. Если говоривший стоял дальше, чем в трех метрах, понять можно было через слово. Когда магнитофон находился в сумке, был слышен лишь шорох и отдельные слова.
— А если вот так? — Инна забрала магнитофон, сунула в свою сумку, установив ее на парте и приоткрыв. — Говорите.
— Прием. Земля. Гагарин, — сказал я с трех метров, повторил с двух, потом — с одного метра.
Мы перемотали кассету, послушали. С двух было разборчиво.
— Не будет смотреться странно сумка на парте? — спросила Инна, краснея и понимая, что быть Штирлицем придется ей. — Может, Желткову уговорить, чтобы она это сделала? Любка-то сидит в среднем ряду. Больше шансов, что Джусь попадет, э-э-э…
— В радиус поражения! — радостно добавил Ян, убирая челку за ухо.
В новой школе его никто не дразнил из-за ожогов, но он все равно стеснялся своего дефекта и только в клубе мог раскрепоститься.
Борис в эксперименте не участвовал, он разложил ватман на матах и чесал за ухом, прикидывая, что где рисовать и писать. Рядом лежал рулон обоев, на них можно что-то изобразить с другой стороны, где нет рисунка.
— Народ! — крикнул я. — Давайте уже начинать, что ли? Работы много. А то до ночи возиться будем.
— Еще ж тренировка, — вспомнила Лихолетова.
— Да! Скажите хоть, что писать, — настаивал Борис.
Памфилов сострил:
— Долой Джусь К. М.! Да здравствует демократия! Свободу безвинно осужденному директору Маркушину Г. К.!
— Я серьезно! — возмутился Борис. — Ватман-то один!
— Джусь бьет детей… — Кабанов почесал в затылке. — Прекратите насилие?
— Не-е-е, — помотал головой Илья.
Поначалу и я думал о таких лозунгах, но представил себя сотрудником отдела образования или случайным прохожим, увидевшем их, и сказал:
— Нужно по-другому, чтобы сразу стало понятно, кто мы и что хотим. То есть должно быть написано: номер школы, класс — самыми крупными буквами. Такие плакаты надо приклеить к фанере или картону, а тот — прикрепить к палке. Пойдут бамбуковые удочки, за неимением — древки лопат, рейки. Их нужно найти уже сейчас, чтобы потом не носиться в зад ужаленными. Наташа, сгоняй на дачу там все это есть. Фанера и рейки так точно. Ден, Саня, помогите ей.
Наташка хотела было возмутиться, но подумала немного и не стала
Я взял паузу, чтобы высказались, кто этого хотел.
— Да, толково, — поддержал меня Илья и развил мысль: — Значит, нужна надпись: Школа №17, а под ней — классы. — Он принялся загибать пальцы: 11 класс, 10 класс, 9 «Б», 9 «В», 8-е классы.
— И седьмые! — добавил Борис, записывая текст на листке.
— И седьмые, — кивнул я. — Так, себя мы обозначили. — Нужно шесть табличек, каждому классу по одной. Дальше надо показать, чего мы хотим и против чего протестуем.
— Остановите избиение школьников, — скреативила Гаечка. — И вообще здорово было бы нарисовать ребенка и как его бьют.
— Лицо и ладонь тушью, крупным планом, — подхватил ее мысль Борис. — Лицо черно-белое, ладонь красная.
— Годится, — одобрил задумку я. — Только лучше попроще: «Хватит нас бить!» Борис, начинай это рисовать на ватмане. Еще предлагаю написать «Мы хотим учиться!» Лозунг вызовет вопросы, и это хорошо.
— Маркушин Г. К. — лучший директор? — предложила Инна.
— Да. Это тоже, — согласился я. — Еще какие задумки?
— «Джусь» крупными буквами, перечеркнутое крест-накрест, — поделился соображениями Минаев.
— Отлично! — поддержала его Гаечка, и он расцвел, аж в плечах раздался.
— Фиксируешь, секретарь? — спросил я у Бориса, он кивнул. — Пока достаточно. Это бы успеть написать.
Наташка с парнями убежала, я и Илья нарезали обои, Боря принялся писать карандашом лозунги, чтобы остальные раскрашивали ровные красивые буквы. Сделав наброски, Борис занялся основным плакатом, где рука неведомого бьет мальчика по щеке. Пока это были лишь едва различимые линии, нанесенные карандашом. Борис так увлекся, что аж вспотел.
В шесть пришел Рамиль и принес новость:
— У меня, прикиньте, первый бой в понедельник!