Вот только ревности друга мне не хватало. Слава богу, Инна отстранилась, совсем не эротично вытерла нос предплечьем.
— Нормальные роди… тели, — всхлипнула она. — Не бьют. Поймут. Но — стыдно!
— Понимаю.
Увлекшись, я не сразу заметил, что Памфилов и Кабанов переключились на Гаечку, оттеснили ее к стене и начали предъявлять претензии.
— Это же ты, да? — Памфилов потянул руки, чтобы схватить Сашу за шиворот, но она отвела его руки. — Типа мы не слышали, как ты не хотела участвовать.
— Мне неприятны… все эти толпы, — оправдывалась она дрожащим голосом. — Но я скорее сдохну, чем предам!
— Чем докажешь? — наседал на нее Барик, этот был понаглее, мог и руки распустить, и я рявкнул:
— Прекратить! Саша в команде с самого начала, а не как вы — без обид, пацаны! Я за нее ручаюсь.
Если бы Барик был в команде, в первую очередь я подозревал бы его, гнилушку. Но про диктофон он не знал. Гаечка поправила блузку, благодарно кивнула и принялась оправдываться. В ее глазах тоже блестели слезы — больше из-за обиды: обвинения-то несправедливы!
— Как вы можете… Думать на меня! Нафига мне это надо? Я тупо могла не пойти на пикет! Зачем вас подставлять? У меня никого нет, кроме, вас! Зачем⁈
— Но кто-то же это сделал! — развел руками Рамиль.
— Мне незачем, — прогудел Чабанов.
— Мне тем более, — буркнул Минаев.
Воцарилось молчание. С полминуты каждый косился на товарища с подозрение. Если не разберемся сейчас, командного взаимодействия уже не получится, каждый будет подозревать каждого. Это как плеснуть гноя в варенье.
— Давайте разбираться вместе, — предложил я. — На это у нас пятнадцать минут, потом надо ехать к гороно. Мне не хочется верить, что предал кто-то по злому умыслу. Скорее вы случайно сболтнули при ком-то, у кого есть связь с Барановой. Причем сболтнули исключительно про диктофон, а она с радостью понесла весть Джусихе. Про пикет, заметьте, никто ничего не знает. Так что, если кто-то накосячил, никаких санкций не будет, взамен просто прошу признаться, чтобы мы друг друга не подозревали.
— Так это Баранова настучала? — обалдел Кабанов. — Опять? Будет не Баранова, а Стуканова!
— Предположительно да, — кивнул я. — Она выглядела такой довольной, что ее радостную рожу было сложно не заметить.
— То-то я думаю… — протянула Гаечка, потирая подбородок.
— А вдруг это Боря, Ян или Юрка проболтались? — предположила Лихолетова.
— И информация дошла до Барановой? — Я мотнул головой. — Вряд ли.
Рая щелкнула пальцами.
— У Барановой же еще брат есть, в пятом классе учится.
— Он учится двумя классами младше них, во вторую смену. Боря-то с Яном в седьмом, они не пересекаются с бараненышем.
Инна, которая стояла молча, вдруг закрыла лицо руками и стала землисто-зеленой.
— Господи! — пролепетала она. — Ромка с ним в одном классе… Брат мой. Ну, который свой голос записывал, пока я проверяла, что может диктофон. Они вроде даже дружат… Простите меня, я все испортила.
Захотелось прыгать до потолка, орать, визжать и смеяться! Если бы не Илья с его ревностью, я подхватил бы Инну и закружил. Нас рассекретили, диктофон забрали — случилось нехорошее, но как же радостно на душе, и улыбка растягивает губы помимо воли!
— Спасибо, Инна…
К ней подбежала Гаечка, взяла за руки ее и Лихолетову, и они закружились в хороводе. Инна двигалась вяло, подавленная, она не понимала всеобщей радости. К ним присоединились Димоны, Рам обнялся с Ильей. Пришлось объяснять:
— Это на самом деле ура, и еще раз ура! Среди нас нет предателя! Не надо никого подозревать. А что сболтнула… со всеми могло случиться. Не ошибается только мертвый.
Инна грустно улыбнулась, не веря, что ее так просто простили.
— А теперь вспомни, что именно ты сказала брату. Надо знать, что дошло до Джусихи.
Инна свела брови у переносицы, вспоминая.
— Ну-у-у… Что есть плохая училка, которую хотят сделать директором. Мы хотим записать, как она обзывается и угрожает. И все.
Я щелкнул пальцами.
— Сходится! Про пикет-то он не знает. Вот и Баранова не узнала. Все правильно и хорошо!
Все смотрели на Инну, потому звонкий девичий голос заставил всех вздрогнуть.
— Вы тут! А я Пашу ищу.
Я повернул голову: к нам шагала Лялила. Остановилась, осмотрела собравшихся с опасной — а вдруг с нами Наташка.
— Сейчас вернусь, — сказал я и побежал к Лике, прочтя на лице Инны недовольство.
Не просто недовольство — она убивала Лялину взглядом.
— Что случилось? — спросил я.
— Первый урок я прогуляла, — сказала Лика будто оправдываясь. — Дождь не дал выйти из дома. Помнишь, ты диктофон просил?