Она сунула руку в сумку и, воровато оглядевшись, вынула черный компактный аппарат, похожий на плеер, от него на проводе тянулся маленький микрофон.
— Только аккуратнее, мне его вечером надо вернуть. У отчима из шкафа сперла. Когда сможешь отдать? А то он меня прибьет.
— Приходи на наш пикет, к гороно. Я твой вечный должник, — улыбнулся я, показал диктофон нашим, приложив палец к губам.
Лика сказала:
— Ну что, мы в расчете.
— Так придешь?
— Там твоя Наташка будет, — скривилась она.
— Вот и помиритесь. В общем, жду. После трех диктофон мне не нужен.
Я нажал на кнопку, чтобы его открыть, подозревая, что это профессиональный аппарат, и непонятно, какой там носитель и как потом расшифровывать записанное. Если что, дам журналистам прослушать, а потом заберу. Но диктофон оказался простым, кассетным. Правда, кассеты внутри не было, но это не беда.
Нас начали окружать остальные заговорщики.
— Спасибо, Лика, — проговорил Илья.
Девушка попятилась и удалилась, не сказав ничего определенного. Ладно, разберусь, как ей вернуть диктофон.
— Что делаем? — спросила Гаечка, пританцовывая и потирая руки.
Я глянул на дверь кабинета.
— Илья, у тебя есть пустая кассета? Потом куплю другую. Ты просто ближе всех к школе живешь.
— Конечно! — блеснул глазами он и рванул домой.
— Все идет по плану, — объяснил я. — Мы победим!
Карась оскалился, Желткова вскинула кулаки, Плям воскликнул:
— А то!
Затесавшийся лодырь Заславский молча кивнул. Ниженко, с которой, можно сказать, все началось, молча стояла в сторонке, а Заячковская, разинув рот, пыталась не упустить ни слова, чтобы потом разнести по округе новости, из рядно их приукрасив.
Пока Ильи нет, я проинструктировал одноклассников:
— Заходим всем классом, типа мы хотим учиться, и выводим Джусиху на конфликт. Скорее всего, делать ничего не понадобится, она сама сагрится.
— Что? Сакрится? — не понял Барик.
— Сагрится. Будет вести себя агрессивно, — объяснил я.
Мы еще раз шепотом прогнали, кто и что говорит, закончили, ровно когда пришел Илья, протянул мне красно-черную кассету Basf, я вставил ее в аппарат, проверил, работает ли он, проговорив:
— Дождь закончился. Видимо, даже Зевсу, Перуну или кто там ответственный за дождь, стало за нас обидно, и он прекратил диверсию.
Заячковская запрокинула голову и заливисто захохотала, Лихолетова на нее цыкнула — она закрыла рот ладошкой. Отмотав кассету вперед, я проверил запись — она была намного качественнее, чем то, что выдавал магнитофон Инны. Диктофон я зажал под мышкой, поправил ветровку, а микрофон вокруг шеи вывел под воротником рубашки.
Илья протянул руку, сжал кулак, я ударил по нему своим. Остальные подошли и сделали так же, их лица были такими сосредоточенными, словно мы проводили ответственный ритуал, от которого зависела судьба мира. Впрочем, так оно и было.
Я подошел к двери и постучал, друзья столпились за спиной.
Страх отступил. Я был счастлив и полон энергии, потому, не дожидаясь приглашения, открыл дверь и вошел в кабинет, остальные последовали за мной.
Союзники Барановой пересели на ряд у окна: Райко, Семеняк, Попова и Белинская, Фадеева. Бабье царство. И как Райко не стремно? Все парни от него отвернулись.
От такой наглости Джусиха онемела, разинула рот, глядя, как мы рассаживаемся по местам. Естественно, она не подозревала о наличии у нас второго диктофона, но то, что пришли мы не просто так, было ясно, как божий день.
Если бы она была умной, то не повелась бы на провокацию, ничего не предпринимала бы и продолжала вести урок. Да что там, будь она мудрой, зная о первом диктофоне, не стала бы его отбирать и просто не дала бы себя спровоцировать. Увы, те, чья задача — учить детей, не всегда богаты умом.
— Вы чего сюда приперлись? — проговорила она, с подозрением глядя на меня, усевшегося за парту с сияющей Желтковой — чтобы быть поближе к учительскому столу.
— Если делаете назло — ой, зря. Подберезная — вон из класса, предательница.
Инна испуганно посмотрела на меня, я опустил ресницы — иди, мол, будь послушной девочкой. Ее губы задрожали.
— А нам можно остаться? — чуть ли не проорала Лихолетова.
— Можно. Но вы же поняли, что нормальных оценок вам не видать. А тупые типа Желтковой и Заворотнюка могут рассчитывать только на двойки.
Ай, молодец Джусиха, давай, жги!
— Но они же учатся! — воскликнула Гаечка. — Так нечестно.
— А честно было писать оскорбительные эпиграммы? Коллективная ответственность — привыкайте, — зло оскалилась Людмила Кировна, застрявшая в детстве и решившая нас проучить любым способом.