— Так что случилось?
— Не знаю, жалко их просто, — отмахнулся я.
Протолкнувшись сквозь пикет коммунистов, телевизионщики расположились у ступеней, оператор принялся настраивать камеру. Наши оживились, выше подняли транспаранты. Памфилов вышел вперед и заорал, что было сил:
— Мы! Хотим! Учиться! Долой беспредел!
— До-лой, до-лой, — принялся скандировать он, остальные подхватили, и, хоть Ден и надрывался, его голос терялся в базарном шуме.
Простые люди вообще не реагировали, им хватало протеста коммунистов. Рыжая напряглась, принимая решение.
— Вы должны туда пойди, — велел я, рассчитывая на свой дар убеждения.
Ясно, что если и подействует, то не сразу, но надо использовать все средства. Да и дар нужно развивать.
Репортерша не отреагировала на внушение, переглянулась с оператором.
— Готов? Давай!
Оператор поднялся по ступеням, принялся настраивать камеру, я бочком, бочком удалился, растворился в толпе, обошел наших и за их спинами просочился в администрацию народного образования, подбежал к кабинету номер семь.
Наверняка Ройзман уже увидела суету под окнами. Я постучал в ее кабинет, но никто не ответил. Почему? Неужели она ушла, например, на обед? Вот же попадалово! Или просто не слышит? Я затарабанил сильнее, и снова ноль реакции.
Точно на обед ушла, и такой убедительный момент пропадет! Черт!
Снова ситуация понесла, как бешеный конь, надо как-то его притормозить и усмирить…
Сильный хорошо поставленный женский голос заставил меня вздрогнуть.
— Вы к кому, молодой человек?
Я обернулся. Ко мне шагала эффектная брюнетка в юбке-тюльпане, на шпильках.
— К Ольге… — как же ее? — Э-э-э… Романовне.
Тонкие смоляные брови шевельнулись.
— По поводу?
Женщина отперла дверь седьмого кабинета.
— Давайте пройдем в кабинет, — предложил я, — и вы сами увидите.
Может, она не впустила бы меня, если бы я не поставил ее перед фактом. Прошагав к столу, она сразу же уселась за стол, повернувшись спиной к окну. Я кивнул на него.
— Обернитесь, и поймете.
Она повернула голову, я сразу же затараторил:
— Мы, ученики школы номер семнадцать, не согласны с назначением Людмилы Кировны Джусь на должность директора и собрались на мирный пикет.
Лицо Ольги Романовны оставалось непроницаемым, лишь ноздри трепетали, я торопливо излагал суть, пока она не оправилась от удивления и не прервала меня.
— Наши родители написали на нее жалобы, но она по-прежнему ведет у нас русский язык и литературу, выгоняя с уроков неугодных, занижая оценки, а иногда и распуская руки. В данный момент у ребят берет интервью телевидение.
Я указал на окно. Камеры видно не было, мелькала лишь рыжая шевелюра журналистки. Ольга Романовна поджала красные губы, еще раз обернулась и процедила:
— Когда написаны заявления?
— Пару дней назад…
— Это совсем недавно! — Она поднялась. — Мы просто не успели бы отреагировать, а вы устроили тут цирк! Немедленно расходитесь. И Маркушину передайте, что это нечестная игра.
— Он тут ни при чем, это я все организовал. И мы не уйдем, пока Людмилу Кировну не снимут с должности. Хотелось бы, конечно, Геннадия Константиновича, но мы согласимся на любого директора, кроме Джусь.
Хозяйка кабинета нервным движением огладила юбку и зашагала к выходу, я направился за ней. Меня она перестала замечать, у нее появилась цель: прекратить смуту, сделать так, чтобы на болотце воцарился привычный покой.
Потому на улице она ввинтилась между репортершей и Памфиловым, говорящим:
— У нас есть доказательства, что она нас оскорбляла и не дает нам учиться! Выгоняет! И мы не уйдем, пока ее не снимут! Такому человеку нельзя отвечать за школу! Верните нашего директора или назначьте нового!
— Почему бы вам не написать заявления… — начала репортерша, но была прервана.
— Заявления написаны, — припечатала Ройзман. — Они на рассмотрении, мы не можем принять такое решение за один день! Назначение директора — ответственное мероприятие. Людмила Кировна проработала в семнадцатой школе почти двадцать лет, она — учитель высшей категории и не производила впечатления некомпетентной…
Я включил диктофон и поднес его к микрофону, направленному на Ройзман. Рыжая удивилась, увидев меня, который вроде как ни причем; все поняла и погрозила мне пальцем, улыбнувшись.
— Вы послушайте, — сказал я, — мы записали, как она ведет урок.
Ройзман побледнела, сообразив, что так просто нас не разогнать и не убедить журналистов, что Джусиха — отличный кандидат.
Диктофон воспроизвел голос Джусихи: