— Спасибо! — Мама всхлипнула.
Чокнулись. Память взрослого отчаянно желала бахнуть рюмку настойки, снять напряжение, от которого болели плечи, но я понимал, что меня унесет, и дела встанут. Бабушка опрокинула рюмку в рот и полезла к маме обниматься, аж слезу смахнула. Ирина с каждой минутой становилась все зеленее и зеленее. Маме она подарила аж целый шампунь, он стоял возле телевизора. Видимо, ее злило то, что и кавалер, которого она присмотрела, к сестре переметнулся, и все внимание ей, и подарки дорогущие, среди которых ее шампунь — ну просто позор.
Второй тост произнесла Ирина. Поднялась и как по писаному отчеканила:
— Дорогая сестра, желаю, чтобы у твоих детей была богатая мать. Чтобы ты шла по лесу, на тебя напали деньги, и ты не смогла от них отбиться. Ну и дети пусть радуют, хотя они и так у тебя молодцы.
Чокнулись. Выпили. Борис тихонько улизнул, вернулся с карандашом, альбомным листом и вместо того, чтобы наброситься на самодельные чипсы, принялся рисовать предполагаемых воров.
Настала моя очередь поздравлять маму. Мысли были занят другим, и я сказал просто:
— Мамуля. С днем рождения тебя! Ты самая лучшая. Очень тебя любим! Знай, что бы ни случилось — мы поддержим тебя.
Чокнулись. Выпили.
Время вытекало кровью из раны. Нужно было ехать, но ведь и маму бросить нельзя. Потому я подождал, пока взрослые, кроме Канальи, который к спиртному не притронулся, опьянели и расслабились, поднялся и сказал:
— С вами здорово, но нам с Борисом нужно срочно уехать. Друг навсегда переезжает в Москву, и мы его провожаем.
— В это время нет поезда, — попыталась уличить меня во лжи Ирина.
— Они на машине, — парировал я с улыбкой. — Мамуля, отпустишь?
— Конечно, — кивнула она, и мы с Борей вышли из дома и рванули к остановке.
— Автобус аж через пятнадцать минут, — сказал брат.
— Попытаемся доехать на попутке.
Я сунул руку в рюкзак, нащупал три тысячи, которые не обменял на доллары и оставил на карманные расходы, достал тысячную и принялся голосовать, зажав ее между пальцами. Мимо проехала «копейка» с подслеповатым дедом за рулем — он деньги просто не увидел.
«Рафик», набитый нерусскими, я ловить не стал. А вот красный «Запорожец» остановился. За рулем был мужчина, похожий на усатого Колобка. Точнее, если бы Колобка приживили на его шею, получился бы этот дядя.
— Вам куда, молодежь? — просил он, и я вспомнил жука из мультика про Муравьишку.
— В Николаевку. Очень срочно надо!
Борис сложил руки на груди в молящем жесте. Видя, как мужик размышляет, везти нас или нет, я сказал:
— За тысячу пятьсот довезете?
Пятьсот рублей склонили чашу весов в нашу пользу.
— Прыгайте!
Водитель откинул переднее сиденье, пропуская нас назад, мы уселись и хлопнули друг друга по рукам. Повезло! Сэкономили почти час. Правда, придется отдать водиле дневной заработок обычного человека. Машинка задребезжала, затарахтела и поехала.
В полвосьмого мы были на базе. Леонид Эдуардович что-то насвистывал, меняя замок на входной двери. Илья и Ян сидели на диване, оба были мрачнее тучи.
Я осмотрелся, оценивая потери. Ни телевизора, ни магнитофона, ни чашек с тарелками, которые мы принесли из дома. Ни журналов, что я привез из Москвы, ни постеров на стенах, все утащили черти полосатые. Хорошо хоть маты не тронули, было бы вообще обидно.
— Даже перчатки уперли, — пожаловался Илья, сжал голову руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону, так ему было жаль магнитофон.
Борис сел за стол, продолжил рисовать, а когда закончил, вскрикнул:
— Они забрали мои краски! И альбом. Вот су… — Он вспомнил про старшего Каретникова, который совсем рядом, и пробормотал: — Суки мрачные. — И припечатал ладонью фотороботы. — Готово.
Я взял рисунок. Точно, вот этот лысый черт нес пианино. Только я не заметил шрам, пересекающий бровь, и второй, тоже вертикальный, протянувшийся вдоль нижней губы. У брата глаз-алмаз! Уже началась профдеформация.
— Отличная работа! — Я передал рисунок Илье, испытывая горячечное возбуждение. — Вот подозреваемые. А теперь скажи, что за бабка живет на втором этаже. Надо с ней поговорить, потому что изначально воры приходили к ней… Не как воры, как грузчики — пианино затаскивали.
Получив надежду вернуть магнитофон, Илья воспрянул, ответил, заговариваясь от волнения:
— Там три бабки. А с пианино… Баба Лена! Вроде ее внучка в музыкалку собралась.
Я встал.