Показывая, как ему хорошо, Боцман закатил глаза и вывалил язык.
Утомившись чесать пса, я прошелся по двору, оценил, что петли на калитке разболтались, забор неплохо бы покрасить, розу в палисаднике — обрезать… Тюк! — мне по макушке ударил сорвавшийся с огромного дерева зеленый абрикос.
Я запрокинул голову: ветви ломились от плодов, причем это была не дичка, а так называемые ананасные абрикосы, продолговатые и крупные. Летом они стоили дурных денег.
В сопровождении Боцмана я отправился в огород — оценить масштаб предстоящей помощи. И присвистнул: соток десять минимум. Привозная черная земля. Целая плантация клубники, помидоры, баклажаны, картошка, будь она неладна, как же меня задолбало на даче собирать колорадского жука!
Тут, в отличие от отцовской дачи, царил немецкий порядок: асфальтовые дорожки между грядками и никаких сорняков; черешни, яблони, груши, сливы и персики побелены.
Под вторым огромным абрикосовым деревом находился каменный сарай, откуда тянуло навозом. Заголосил петух, а хрюканье намекнуло, что там свиньи.
Как же она со всем этим справляется? Тетя Ира помогает с моим двоюродным братом Андреем, Наташкиным ровесником? В той реальности Андрей подсел на наркотики и за пару лет умер. В этой такого не случится, я постараюсь не допустить.
— Павлик! — донесся голос Наташки. — Иди есть! Мы тебя ждем!
Как только я переступил порог летней кухни, бабушка, стоящая у газовой плиты, сказала, переворачивая аппетитно скворчащие сырники:
— Обрез на печь положи. Меня таким не удивишь, навидалась. — Она обернулась и чуть повысила голос: — Не заберу, не дрейфь.
Зареванная Наташка похлопала по табурету, приглашая меня к столу. Я сел, зевнув. Как же здорово быть молодым! После бессонной ночи я еще вполне бодр.
Этих событий в моей жизни не было, и вообще не было бабушек и дедов: бабушка по отцу умерла очень давно, меня тогда и в проекте не было, деда мы всей семьей ненавидели. Хотя может, он и не такой плохой, как отец рассказывал, просто в свое время поступил честно и ушел от нелюбимой женщины. Вырастил сына и ушел. Насколько знаю, отцу тогда было семнадцать лет.
Про деда, Семена Аркадьевича, мама всегда говорила с теплом, а отец нам внушал, что он умер, потому что бабка-мегера его допекла и заездила. Но теперь я вижу, что нет. Если бы баба Эльза его со свету сживала, не стала бы держать фотографии на стенах.
Дед тоже красавцем был: высокий, статный, правильные черты лица, но не слащавые, внимательные светлые глаза, брови с изломом, русые волосы волной. На актера похож… Имени не помню.
Тетя Ира, старшая дочь, и мама пошли в отца, но красота-то у него — не женская, женщины такого типажа кажутся грубоватыми.
Послушав совет, я положил обрез на печь возле табака и накрыл полотенцем — на случай, если кто заглянет. Бабушка отвлеклась от сырников, шагнула к печи, взяла обрез — я дернулся. Переломила его, со знанием дела осмотрела, кивнула своим мыслям и вернула на место.
— Незарегистрированный ствол?
— Отец браконьерит, — ответил я.
— Патроны есть? — спросила она, возвращаясь к плите. — У нас тоже есть дробовик. Промышляю иногда. Егерь из наших, васильевских, не трогает меня.
— Я рассказала, что случилось, — шмыгнув носом, отчиталась Наташа.
— Вот и оставайтесь у меня, места в доме много, — предложила бабушка. — Ирка-то в городе живет, говорит, на работу ей так ближе.
Ирка. Город. Работа… Работа! И тут мня осенило.
— Она ж проводницей работает? — спросил я, делая стойку.
— Ну да, — бабушка поставила перед нами тарелки с голубой каемкой, выставила блюдо, полное румяных сырников. — Свердловск, Тюмень, Москва. Чаще Москва, конечно.
От радости я чуть потолок головой не пробил, стартанув вместе с табуреткой. Москва! То, что надо! Знакомый проводник поезда — то, чего мне не хватало!
Тетушка года через два уволится, не выдержав беспредела на железной дороге. Блин, ну как так можно, сидеть на бочке с золотом и не видеть этого!
— Дети, будете какао с молоком? — спросила бабушка.
— Да! — в один голос ответили мы.
Я так хотел эти сырники, что сила желания, наверное, заставила бы их прыгать в рот, как те вареники в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Рука сама потянулась к сырнику. Потом — к еще одному. А какао какое вкусное! Напиток богов. Я-то к лакомствам привычный, а вот Наташа так увлеклась чревоугодием, что ненадолго забыла о своих проблемах, только и нахваливала еду. А бабушка умилялась. Накормить внуков — это же святое!
Так и вертелись в голове лозунги: всем студентам — булочки, всем бабушкам — по голодному внуку!