Кроме этого население и не желало ничего, поначалу даже на подпрыгивающие цены никто особо не обижался. Продолжали с весёлым энтузиазмом растаскивать социализм фрагментарно до полного обнищания к середине семидесятых.
А партия наша просто не могла не умиляться грандиозным увеличением всего, что имеет цену. Поскольку в середине шестидесятых, в то время, о котором я пишу, рыночная стоимость всего сотворённого коммунистами подпрыгнула почти на пятьсот процентов. Только промышленность наклепала всякого разного в пять раза больше, чем при Хрущёве. И сельское хозяйство разбогатело почти втрое. Глядя на всё это благолепие с обратной стороны, любой дурак, не обделённый до предела мозгами и желанием жить по-коммунистически, соображал, что чем больше стало всего, тем больше можно стырить. Было бы куда складывать! И вот в это время «Великого подъёма» всего маленького и тихонько звенящего стало ещё меньше, а грандиозных электро и атомных станций, нефтяных монстров, необъятных комбинатов и производителей всего для войны – очень много. Деньгами они были затарены по самое «не хочу». Только что входы к их воротам не выстилали рублями и четвертаками. И цель – стыбздить всё, что можно – наплодила множество невинных с виду средств, которые, конечно, цель эту легко оправдывали.
Это отступление сделал я для того, чтобы далее читателю понятнее была суть описываемой сюрреалистической фантасмагории, в которой утрированы только наши люди, потусторонние силы и их «чудеса». А всё прочее от реалий того и сегодняшнего времени не отличается практически совсем.
Ну так вот. В конце августа шестьдесят четвёртого, 26 числа и стартовало в Зарайской области созидание коммунизма. После хорошего совместного обеда в обкомовской столовой всей бригадой «революционеров».
– Ну! – поднял пустой бокал отрезвлённый нечистой силой секретарь Максим Червонный-Золотов. – Благое, мирового значения, эпохальное замесили мы, друзья, дельце. Можем закономерно остаться навеки во всемирной истории.
Но можем и загреметь на зону или кичу разных степеней строгости. Некоторые, не дай КПСС, могут и под «вышака» влететь. Опасностью быть непонятыми и осужденными попервой, пока до всех не дойдёт светлый наш порыв, чуть ли не каждый шаг чреват. Кто в смятении и неверии – без последствий могут спрыгнуть сейчас с поезда. Пока он не тронулся.
Все хрустально чокнулись армянским с пятью звездами, сглотнули и дружно, по очереди сказали каждый своё. Но мысль была едина – «С нами Ленин, Господь бог и нечистые силы небесные. Вместе на дело идём, вместе его и вскипятим. Нет среди нас пугливых. Мы – бухгалтеры, своё отбоялись. А мы дураки круглые, знать не знаем, что оно такое – перепуг. А я, профессор географии, до сего момента жив, хотя в учебнике для восьмого класса забыл нарисовать на карте Австрию, Лихтенштейн и Ватикан, а Францию разместил вдоль Берингова пролива. За учебник мне и дали профессора, хотя я в нём по пьяне вообще не вспомнил про Ненецкий автономный округ. Из моих слов всем ясно, что я готов идти в любой конец до его конца? Ну, тогда и шарик земной в наши надёжные руки. Ура!»
Аплодисменты стихли только после слов Червонного-Золотова:
– А теперь трём рты салфетками, сшибаем крошки и крем от тортов, да пакуемся в приличном виде в обкомовский автобус и убываем на место происшествия будущего чуда – в колхоз «Ни свет, ни заря». Ура, товарищи!
Выход бригады к автобусу был стремителен как боевая атака. Он сопровождался криками «ура!» и почти пьяными клятвами верности Родине.
Колхоз соорудили от города недалеко, километров за полста, но туда было легче долететь воронам, чем допрыгать зайцам. Хорошо отрихтованный автобус из обкомовского гаража хромал до него, как инвалид войны, выбравший к дому родному краткий путь через буераки, овраги, топь и разломы коры земной. После того, как из колхоза суровый председатель попёр всех, кто в церкви, переделанной под огромную пивную, пропил даже последние грабли со двора своего, он остался жить и допивать недопитое в одиночестве, всё окрест быльём поросло и тиной затянулось. Никто и не пробовал проникнуть в деревню. Жестоко пострадать на пути могло всё. От собственных ног до лошадей или тракторов. Но обкомовский автобус был покрепче челябинского трактора. Его готовили не землю родную пахать, а возить ответственные тела. Для которых природа ещё не смогла придумать преград.