– Во, блин! – Ваня расстроился.– Тут лажанулись мы всей бригадой. Хотели только у врагов коммунизма просить безотчётные. Они же сами предлагали. Мол, построй, Ваня, нам на радость. А мы потом показательно, празднично и с радостным базаром на весь мир его раскрошим в пыль практически.
– Так вот, среди буржуев наших ребят, чертей, конечно, не сосчитать. Это верно. – Калигула стал гулять по алтарю, оставляя копытами вмятины на паркете. – Но они, вишь ли какая штука, шибко уж жадные. Капитализм. В нём жадность – основа. Ещё денег, ещё больше прибыли – закон. Потому много давать они не станут. Даже Сатана не заставит. Не говоря о Бабе Яге.
А вот мы, черти, наплодили в СССР столько всяких контор, куда миллионы сплывают отовсюду. Даже от школьников.
– Ух ты! – взлетела под купол Баба Яга. – Запамятовала я, Ванёк. Казни меня. Отбери метлу и ступу. Да, надо с чертями договор заключать. Надо. В разрухе всего, что можно и невозможно – нет им равных. Есть у них схема вывода денег на свежий воздух, где они превращаются в невидимки. Миллионы, миллиарды, триллионы и секстиллионы, то есть миллиарды триллионов!
– Ну, а я о чём! – выдохнул чёрт. – Имей дело с нами. Вывели мы вам триллион – двадцать процентов наши. Пойдёт?
– А рога не скрутятся? – улыбнулся Иван. – Расшустримся – тогда ради Бо..тьфу ты, Плутона вашего. А начнем с десяти. Пойдёт?
Они ударили по рукам.
– Утром принесу схему всего расклада и адреса, контор, с которых просто непременно надо сдаивать лаве. Потому, что мы им столько накидали, что они, дуроломы, уже не туда их тратить начали. Мы и сами с них берём, сколько надо. Но твоя добавка не повредит. Ещё один ад выкопаем. А то грешников – хоть в рай отправляй. У них там полупустые кущи. А мы в одном котле по пять рыл жарим.
На том и расстались. Чёрт вдохнул поглубже и провалился сквозь пол без следа. Если не считать вонючей серы.
– Вань, сегодня с утра пойдут машины в колхоз. Со стройматериалами. Много машин, – зевнула Баба Маргарет Тэтчер. – И ещё уборщики территории. Грейдеры – дороги делать. Грузовики с саженцами. В сентябре сады начнём разбивать. Ты проследи. И бухгалтера озадачь, что всё добро надо оформить как безвозмездную помощь от английской Королевы колхозу, утонувшему в разливе Тобола. Да чудом выжившим в почти всемирном потопе несчастным старикам, детям и их горем пристукнутым родителям. Пусть потом проверит ОБХСС Лизу Вторую. Ха- ха! Ну всё, мне в США надо. В конгрессе заседание. Позвали совет дать. Полетела я.
Вышел Иван, с трудом пробившись в дверную щель, сел на ступеньку и насвистывать начал любимую мелодию фокстрота «А у негритянки всюду волосы кудрявы». Хорошо ему было. Дело всей жизни вроде бы складывалось. Чего ещё хотеть? Да нечего более.
Утром он проснулся под обязательные крики из мужского и женского отделений.
–Я летать хочу как лебедь белая! Дайте мне крылья! Дайте шею длинную. На своих коротких крылышках выше потолка подняться не могу! Где главврач?! Где забота о несчастных больных!? – верещала дама, спрятавшаяся в психушке от приехавших на полгода родственников мужа из города Киева.
– Четыре умножить на четыре – будет сорок четыре. Я один нашел верный ответ. Назначьте меня директором обувной фабрики или командиром зарайского авиаотряда, – это орал мужик, преподаватель математики двенадцатой школы, откуда ночью он в одиночку вынес все парты, спрятал их в камышах Тобола и уже почти продал парты заготовителям дров, но ОБХСС стал вызывать всех подряд на допросы и он втихаря убежал в диспансер-храм, получил там диагноз дебил с признаками второй стадии кретинизма. Теперь его не могли не то, что судить. Даже подойти к нему ближе двух метров не позволено было никому. Только главврачу.
В общем, поглядел Иван в потолок да на лик Серафима Саровского над головой и опустил глаза. На животе у него лежала толстая пачка бумаг, перетянутая резинкой для нижнего белья. Он резинку снял и перелистал все бумаги. Глаза сами вылезли из орбит, взлетели на лоб и в таком виде, уложив бумажки в стопку, он понёсся к отцу Симеону, главврачу Афанасию Ухтомскому. Тот почитал всё внимательно, но спрашивать, откуда такие секретные документы, не стал. Видно было, что догадался.
– Не суть насколь праведен путь твой, Иван, – сказал он и перекрестился на четыре стороны. – Да послужит себе в наказание сила нечистая делу праведному. Может и одумается, да придет к Богу. А и не придет – хрен бы с ней. Коммунизм, Ванёк, если бумажки правильно использовать, считай уже, победил в отдельно взятом колхозе. А там и дальше – дорога широка. Про меня не забудь, наставника твоего. Церковь мне восстанови размером поболее, да денег отсыпь при случае немало на божьи дела. Свечки, крестики, «волгу-ГаЗ 21», чтоб по сану мне пришлась. Тебе ж тут ещё жить да жить. Лечиться да молиться. Ступай к Первому. Обрадуй и зачинай деятельность прямую. Непосредственную. И он осенил Ивана крестом да иконой «пресвятая троица», которая, как клялся отец Симеон, оказалась оригиналом работы преподобного Андрея Рублёва. Но каким чудом занесло её в Зарайск, смущался предположить и он.