Через полчаса Ваня уже входил в кабинет управляющего будущим коммунизмом секретаря Червонного-Золотова.
– Чего, Ванятка, акции Нью-Йоркской товарно-сырьевой биржи принёс? У кого украли? Или Олаф Пятый подарил? И кому мы их сбагрим здесь, в нищем Зарайске?
– Вы, Максим Ильич, кличьте сюда главную бухгалтершу Марьванну, – Иван запыхался не от бега, а от волнения и предвкушения чуда.
Секретарь взял кипу, позвонил бухгалтерше и снял с пачки резинку.
– Начнем, бляха офицерская! – начал он бодро. Но, перелистывая бумаги, замедлился, побледнел, покраснел, поседел висками и распустил галстук. Дыхание его стало мелким и прерывистым, а пальцы задрожали так зябко и аккуратно, будто под рукой у него лежала эфемерная, лёгкая как пылинка золотая паутина высшей пробы.
– Кхе! – сказал он с победной нотой на последней букве. – Не Ленин – наше всё! Не Пушкин! И не советские непобедимые вооруженные силы! А вот эти неказистые бумажки, которые только черти могли добыть. Человеку не под силу такое.
И они стали читать вдвоём вслух. Громко, отчётливо и так увлеченно, будто Червонный в детстве не дочитал «Трёх мушкетеров» и дорвался только сейчас. А Ваня впервые увидел букварь и ошалел от возможностей всяких букв.
– Фонд мира! – восклицал Золотов. – Вот тут про него всё. И где он, и сколько народа там, какими деньгами ворочают, а, главное, никто их не проверяет и не спрашивает – куда они суют деньги. Во имя какого мира. Дают безвозмездно и собирают с богатых, бедных и желающих подарить фонду миллион. Ой, как хорошо. И начальник у них вряд ли чего в бухгалтерии шурупит. Борис Полевой. Писатель. Очень, кстати, хороший. Герой труда, лауреат трёх сталинских премий! Человечище! «Повесть о настоящем человеке» читал? Прочти, Ваня. Гениальная книга про лётчика Маресьева. Но как его занесло в этот водоворот денег? Ну, да ладно. Это первое. Вот про них написано: принимают пожертвования от богатых. А откуда в СССР богатые? Но написанному надо верить. Ну, желающие сдать в фонд миллион – это обычные люди. Хотят помочь бедам братьев и сестер по социализму.
– Так дальше читайте, Максим Ильич, – Иван потянул руку к листочкам.
– Переедание вредно для желудка. Избыток информации – для башки стресс, – секретарь поправил галстук и медленно возвращался сам в себя. – Мы освоим пока первый пункт. Значит так. Сперва я еду в Москву сам. Не попаду к Полевому – найду заместителей. Надо официально открыть в Зарайске филиал фонда. Чтобы мы и от них деньги получали на ликвидацию бед наших, и своих подпольщиков промышленных трясли, добрых простых людей просили пожертвовать сиротам, погорельцам, инвалидам и так далее. И им будет хватать. Да и мы на коммунизм по сусекам скрести не будем.
Иван кивнул. Согласился.
– Остальное завтра дочитаем.
А тут и бухгалтерша пришла. Они с секретарём сели прикидывать сальдо да бульдо, связанные с Фондом Мира, а Ваня домой пошел. В Храм-дурдом. Где ждали от него Гриша с Олежкой новостей хороших.
– Ну, что, пацаны! – обнял обоих Ваня. – Теперь, кажется, можно без хвастовства заявить себе и миру, что коммунизм в долбаном этом колхозе мы сварганим к весне. В полном объёме. А дальше руки дружественных нам фондов, профсоюзов и прочие хитромудрые грабли в руках здорового тела социализма сгребут к ногам нашим счастье, которое, как нас учили, не в деньгах, а в их количестве. Извините за пафос.
И стало в храме светлее. Заткнулись «косившие» под идиотов здоровые духом друзья по диспансеру. И от икон всевозможных полился нежный тёплый свет. Покоя сердцА и залечивая ещё слегка болевшие затаившейся неуверенностью дУши.
Глава одиннадцатая
Ночью жажда придушила Ивана. Ссохлось всё у него и внутри, и снаружи. И рот не открывался, сжатый чем-то липким, похожим по сладковатому запаху на столярный клей. Даже глаза пальцами не сумел он раздвинуть. Накрепко пришил кто-то нитками верхние веки к щекам.
– Может, меня кто-нито напоил незаметно? В автобусе подозрительный мужичок, приплюснутый толпой к телу, вчера какую-то хрень втирал мне в уши, – Ваня напряг подсохший до состояния ржаного сухаря мозг. – А я его слушал-то как! Аж рот открыл. Что-то он мне про двухэтажные автобусы в Англии пел, где свободно всем. Которые я сто раз сам видел. А он, видать, гипнотизёр, мужик тот. Чего бы мне рот открывать и вообще про эти автобусы слушать? Точно. Вот он и влил мне под гипнозом литр самогона. А в давке автобусной тебя и разденут, и постригут, да карманы вывернут – а и не заметишь. Не то, что горлышко от бутылки в рот воткнуть. Вообще – проще простого.