– Да,,. Плохо дело, – Ваня попробовал задуматься. Не вышло. Тогда он без мыслей подумал: «В таком состоянии не коммунизм строить, а могилу себе – и то не докопаешь до положенных двух метров».
Он в темноте спустил с кровати ноги и наугад пошел туда, где стоял в храме бак с водой, к которому цепочкой пристегнули для сохранности кружку. Но в этом месте не бак стоял, а здоровенный памятник из холодного гранита. Облапал Ванёк фигуру с себя ростом и по очертаниям определил в куске камня родного батяньку, короля Норвегии Олафа Пятого.
– Папаша, ты тут откуда? – вроде бы как не своим голосом поразился Иван.
Тут же засияли хрустальные люстры, кидающие разноцветные икры света на блестящие от лака дубовые стены, от которых их отталкивало прямо в сомкнутые очи Ваняткины, прошивая их тысячеваттной мощностью лучей.
– Ванька, ты дома. В Норвегии. Во дворце, – сказал королевским голосом отец. – А в половине второго ночи я тебя на третьем этаже в баре для высоких гостей нашел. Орал ты песню громко больно. Про какую-то кудрявую негритянку. И в спальню тебя, вдрызг отмоченного, перевёл.
– Перевел? – обалдел Иван. – Ты уже переводчик или, пока король, блин?
– Ну, сынок, не дуркуй, – папаня подвел его к нефритовой раковине, умыл ему лицо и дал выпить большой хрустальный стакан холодной воды из глубокой подземной скважины, имеющей отдельный кран в душевой. Открыл Иван глаза и мгновенно в себя пришел.
– Позвал бы погромче, я и сам мог прилететь. Долго, что ли?
– Ты принц, не забывай никогда для общей безопасности, что нашей семье Силы Высшие позволили жить в трёх реальностях. В советской, в буржуйской и в потусторонней. Этот фокус они с человеками творят разок в триста-пятьсот лет. Выбирают семей двадцать на шарике нашем и вот так вот развлекаются. Им же скучно. Всё у них есть, возможности безграничные, проблем – ноль. Вот они чудят с нами и балдеют над тем как мы в мирах да измерениях путаемся, реальность с нереальностью связываем в морские узелки да распутываем потом. И смешно им, слава богу. И нам не грустно, да?
– А в бар-то я зачем приземлился? – Ваня выпил ещё стакан артезианской.
– Да, вишь ли, я тебя позвал, но никого конкретно не просил. А тебя, ядрён норвежский зимний холод, черт, видать принёс. Есть в этой братве знакомые?
– Ну, – кивнул Ваня.
– Вот вы с ним в баре и нахрюкались. Куда бы чёрт мог тебя занести? В фортепианный зал? Или в оранжерею? Я знаю, что ты не пьёшь. Так то ж чёрт был. Он кого хошь с пути истинного своротит. Джин пили, виски, виньяк и ликёр «шартрез».
– Мне ж, бляха, в колхоз сегодня позарез надо, – Ваня взялся за кудрявую голову. – Там уже стройка коммунизма началась. Расчищают всё. Облагораживают. А я должен бухгалтеру подсказать, как документы оформить.
– Ты поучи ещё отца… – Сказал Олаф Пятый. – Она без тебя давно все знает. Чертовка тоже ведь. Сестрёнка этого Калигулы в обличье земном. Из народного контроля учётчики смущаются даже мимо её кабинета на мясокомбинатовском «Обкомпищепроме» ползком проползать. Другим этажом от директора на выход идут.
– А меня зачем вытащил? У тебя же сегодня смена на железобетонном. А маманя где? Братовья? – улыбнулся Ванятка добро, как положено сыну послушному.
– Да я, Алексей Викторович Лысой, на смене. Вон, вижу, болгаркой арматуру пилю. Маманя, ЛысАя Маргарита Сергеевна, на кране козловом панель как раз сей момент в конец цеха перетаскивает. А королева Маргезэ Вольден почивают покедова. Вчерась устали их величество из моржового клыка дюймовочку строгать. Братки твои, ЛысЫе, Миха с Вовкой колбасу в Зарайске крутят мясорубками. А принцы Матс и Верманд Вольдены на яхте моей поплыли с девчонками, дочками министра торговли нашего и министра обороны. Песни попеть на просторе, коктейлей в трубочку всосать граммов по двести. А чё! Молодёжь! Чего им!
– Не, ну а я тут каким боком? Пусть катаются, пока за воровство в Зарайске не посадили. Меня зачем сюда чёрт принёс? – набычился Ванёк.
– Слушай, Ингварр. Или, блин, Иван… – Батя Олаф Пятый сел рядом на диван. – Яга была вечером у меня. Просила, чтобы не она, а я сам уговорил тебя ездить по всем фондам с Червонным-Золотовым. Да чтоб ещё своих дружков двух брал. Ему не дадут денег. Так она сказала. А если с ним вы втроём будете – озолотят безмерно.