Червонный- Золотов часто встречал разных писателей в разных местах и нагло, обидно для Ивана, называл их мозговитыми хануриками. Лентяями и любителями пожить на халяву в Доме творчества возле Пицунды, врезать водки до соплей и зелёных чёртиков, погулять и потискать достойных представительниц прекрасной половины населения.
Но когда они на метле Бабы Яги- Тэтчер были доставлены в московскую квартиру лауреата всевозможных премий Яблонского – Забалуева, то, к счастью, не правы оказались оба.
Жил он на восемнадцатом этаже серого и длинного как весь Зарайск ( от вокзала до Тобола) здания, в двухкомнатной квартире, маленькой как прихожая в Ванином коммунистическом доме. И не было в квартире ничего волшебного и таинственного, всегда сопровождающего особенных мудрецов. Даже фортепиано или клавесина. В спальне у него стоял стол, пустой как тарелка перед обедом. Ни ручек, ни чернильниц и заполненной умными словами бумаги. Только полки с книгами по окружности обеих комнат от пола до потолка. Даже над супружеской кроватью к стене прибили шесть полок, весящих с книгами килограммов двести. Так что – Мир мог потерять лауреата внезапно и всего за одну секунду в одну из рядовых ночей.
Сам Яблонский – Забалуев был похож на зарайского водителя автобуса с четвертого маршрута. Лохматый, небритый дня три, с крошками от бутерброда на полинявшем до отсутствия цвета трико и весёлый. Только водитель автобуса свистел всякие мажорные мелодии, а писатель постоянно улыбался и беззвучно напевал что- то оптимистичное. Ему, оказалось, только неделю назад стукнуло пятьдесят и было заметно, что юбилей он отметил от широкой души и очень хорошего достатка. Иван Васильевич Яблонский встретил коммивояжеров в шестирублёвом трико, на которое смотреть было больно. Пузыри над коленями намекали на то, что писатель- человек набожный и беспрестанно ползает на коленях от иконы к иконе, впадая в глубокие поклоны. Но икон в квартире не было.
– Значит он так пишет.– Догадался Ваня.– Скрестит ноги как йог, чтобы мысли выталкивались сплошным потоком и клепает премиальные шедевры. Умно придумано.
Червонный первым подал ему руку и залился непонятной для восприятия речью, в которой мелькали знакомые слова «мир рукоплещет», «колоритные фабулы» и « просветительская миссия». Излагал мысль минут десять, а когда закончил – писатель был готов к обмороку, а Ивана подмывало дать дорогому Червонному в морду, что было невозможно с точки зрения святости этики и коммунистической морали.
– Мужики!– Воскликнул Иван Васильевич, писатель мирового масштаба, когда все руки были пожаты и произведены положенные уважительные реверансы. – Пошли вмажем для знакомства. У меня портвешок знатный. Три семёрки. Рыбка сухая. Вобла натуральная, Каспийская. Корефан, тоже писатель, из Туркмении мешок прислал. Да и поправиться мне край как надо. Ждал когда жена свалит на работу. Не даёт, собака, опохмеляться. Хотя, вроде, смерти мне не желает. Бабы! Не поймёшь их! А тут вы! Подарок судьбы.
– А как вы после портвешка писать будете?– удивился Ваня.– Мозг туманится, ручка в руке не держится прочно.
– Ваня, какой дурак тебе такую лажу нашептал?– развеселился Яблонский – Забалуев. – Оно у меня вот тут уже сидит! Писать! Я двадцать три книги опубликовал. Последняя две недели назад премию самую главную в мире взяла. Теперь отдыхаю. Год, не меньше. Пьянка, девки, рыбалка на Волге под Нижним…ну, под Горьким. Короче. С дружками. Там у меня лучшие друзья. Егеря, плотники, кузнец Костя. Чугунный прут на сгиб ломает. Димка- паромщик и два студента с физмата университета Тверского, тьфу ты – Калининского. Вот где жизнь. Мотаемся по всей волге да по Оке на двух моторках. Столько насмотришься- наслушаешься, что на любую хорошую книгу – выше крыши.
– Да, дело ваше писательское трудное, но благородное – Сказал под первый стакан тост Максим Ильич.– Пищу для живота любой колхозник от сохи даст, а вот для ума пищу, философию житейскую, полезнее всех вы даёте, писатели.
Яблонский не возражал и после первого тоста, и после пятнадцатого.
– Вы, мля, напрасно ни одной моей книги не читали.– Он вышел на балкон и закурил.
– Так расхватывают сразу.– Утешил его Ваня.– Пока мы на работе – всё сметают. Но мы обязательно начнём читать. Достроим коммунизм и начнём.
– Такого талантливого писателя книжки надо школьникам в уроки литературы вставлять!– Разошелся Червонный.– И я этого добьюсь.