- Ко мне из госпиталя звонили насчет Подгорбунского. Он якобы по вашему вызову уехал и до сих пор не явился обратно.
- Какой вызов? Я не вызывал его. Может, Литвяк?
- Литвяк лично не вызывал, но рассказал, что корпусные разведчики не могли выполнить задание - пробиться к окруженным - и привезли из госпиталя Подгорбунского. В госпитале врачу объяснили, что его срочно вызывает генерал Попель. А в корпусе предъявили справку о его выздоровлении. Дремов потребовал от Подгорбунского любой ценой прорваться к Бабаджаняну и объединить в котле раздробленные мелкие части. Уже после моего звонка Литвяк заметил, что справка была не подписана, а печать на ней смазана - букв не разобрать. Я спросил, где же сейчас Подгорбунский, и Литвяк ответил, что есть сведения, будто успешно прорвался, сделал то, чего никто не смог сделать.
Небо бледнело. Чуть-чуть пробились из-за горизонта лучи солнца. Высоко взошла утренняя звезда - яркая Венера. Мы с Журавлевым ехали в 64-ю гвардейскую танковую бригаду подполковника И.Н. Бойко. Прошли ровно сутки с той минуты, как Горелов крикнул мне: "Разведка боем!"
- Какое сегодня число, Алексей Георгиевич?
- Восемнадцатое августа.
Впереди около танков собрался народ. Над ребристыми шлемами танкистов возвышались фигуры Бойко и Боярского. Еще не успели мы выйти из машины, как Боярский быстро пошел навстречу.
- Комбриг доводил задачу. Через тридцать минут бой.
- Сейчас что делаете?
- Проводим читку письма от Денисовой - матери офицера, который захватил первого "тигра". Помните?
...Я помнил этот прошлогодний случай. Немцы заметили на поле боя наш подбитый танк. Пригнали "тигра" - хотели утащить "тридцатьчетверку" к себе. Набросили трос, мотор взревел, и тут одновременно заработал мотор советского танка. Машины поднатужились и начали "играть в перетягивание". Фашисты настолько растерялись от неожиданности, что не сделали даже попытки выстрелить: повыскакивали из люка и были убиты пулеметной очередью. К вечеру поле боя с обоими танками досталось нам. У меня сохранилась фотография, на которой бойцы весело, словно арбузы, вынимают из "тигра" боеприпасы...
- Недавно Денисов вступил в поединок с восемью танками. Два подбил и погиб...- Боярский горестно махнул рукой. - Мы тогда письмо его матери послали, а теперь читаем ответ от нее. Решили собрать всю бригаду.
Мы подошли ближе.
Бойко читал задумавшимся, притихшим бойцам. Многие отвернулись, и только влажный след на щеке выдавал у иного из танкистов скрытое мужское горе. "Полевая почта 92908.
Капитанам Федоренко и Волошенюку.
Здравствуйте, сыны мои дорогие!
Нет слов описать мое горе. Но стараюсь мужественно переносить его, успокаивая себя тем, что мой дорогой сыночек недешево отдал свою молодую жизнь.
В письмах, которые писала моему сыну, я говорила: "Родной мой мальчик, лучше погибни во имя Родины, но не будь трусом". Он свято выполнил мой материнский наказ. Так будьте же и вы, дети мои, смелыми и храбрыми, мужественно, с достоинством и честью защищайте свою любимую Родину.
Благословляю вас, дети мои, на новые подвиги. Передайте мой привет и материнское благословение всем товарищам танкистам, друзьям моего любимого Бори.
Идите вперед, сыны мои!
Смерть немецким захватчикам!
Ваша мать Денисова".
Начальник политотдела бригады Алексей Семенович Боярский поднялся рядом с комбригом:
- Солдаты! Люди много теряли на войне: мужей, братьев, друзей. Но самую великую, святую жертву приносили ей матери: они послали на смерть сыновей своих, кровь свою, отраду и радость. Нет цены, нет меры этой жертве! Матери до могилы будут помнить своих детей, и время не властно залечить их горе. Но матери готовы перенести любые удары, лишь бы дети шли вперед! Одна из них сегодня открыла нам самые заветные чувства; ее голос - это голос каждой советской матери: идите вперед! Клянемся тебе, мать, что выполним твой наказ! Недаром мы нашу Родину называем твоим именем - Мать! Вперед! За Родину! За матерей!
Люди расходились, потрясенные.
Мой взгляд остановился на бронетранспортерах с прицепленными к ним длинными пушками.
- Что это за зенитки?
- Немецкие.
- Откуда?
- Да тут Федоренко сегодня ночью после письма от Денисовой налет на Опатув сделал: взял роту старшего лейтенанта Шкиля и отправился к фрицам в гости. Такую там панику поднял! У немцев-то около полусотни танков было - пяток подожгли. Оттуда танкисты и прихватили зениточки. Жалко было уничтожать боеприпасов при них полные бронетранспортеры.
- Молодцы! - не удержался я от похвалы и подошел к Бойко. - Задача ясна?
- Бьем совместно с Гореловым по танковой группировке. Пленные показали, что этот кулак противника должен был наступать против Бабаджаняна в восемь часов. Мы опередим, - Бойко посмотрел на часы. - Сейчас они как раз завтракают.
- Дадим им и закуску, и прикурочку, - угрожающе сказал Боярский.
Бой начался.
Выгадав утренний час, танки Бойко смяли с флангов не успевших сосредоточиться гитлеровцев. Наблюдая за полем боя, комбриг то и дело предупреждал: "Федоренко, не зарывайся!" или "Следи за флангами!"
Простое лицо "хитрого Митрия", его широкий нос, небольшие сощуренные глаза - все выражало удовлетворение началом боя.
- Бойко, а это чьи? - Я указал на выскользнувшие с фланга танки. На их башнях ярко обозначились номера.
- Не мои, какой-нибудь сосед. Да что ж они делают! Бьют по бортам танков Федоренко! Глаза, что ли, повылазили?
Атака затормозилась, наши танки начали разворачиваться в сторону неожиданного противника, еще не решаясь стрелять.
- Пушка у них семидесятишестимиллиметровка, - сказал Бойко, наблюдая в бинокль за действиями этого странного подразделения, - башня образца сорок первого года. Да это же наши танки, захваченные в сорок первом!..
"Хитрый Митрий" рассвирепел от того, что его перехитрили.
- Гитлер нашими обносками пользуется,- в старьевщики записался! - пошутил я.
Но Бойко не желал принять шутки.
- Я ему покажу, как добрую машину поганить! Шкиль, в атаку!
Рота старшего лейтенанта Шкиля была резервом Бойко. Сейчас танки гитлеровцев как раз подставили ей свои борта.
На поле развернулся ожесточенный танковый бой
Командир батальона B.C. Федоренко атаковал фланг основной группы противника, его, в свою очередь, контратаковали с фланга танки.
Немцев было намного больше, но сила двойного флангового удара Федоренко и Шкиля была так велика, что вражеские танки могли только отбиваться от "аших ударов.
- Не полезешь к Бабаджаняну, не полезешь, - приговаривал Бойко, - нечего к мотопехоте приставать! Понюхай подкалиберного снаряда и танкового кулака!
Землю терзали сотни разрывов, припечатывали десятки гусениц. Лязг железа и вой моторов глушил все вокруг. Передовая машина роты Шкиля загорелась, в бинокль было видно пламя. Но танк не повернул обратно. На полном ходу он ударил в бок головную фашистскую машину. Та вспыхнула, как спичка. Шкиль своим танком прикрыл горящих товарищей. С другой стороны их защищали остальные танки. Экипаж выскочил из "тридцатьчетверки", маленькие фигурки засуетились вокруг горящей машины.
На броне мелькали светлые пятна песка, и вскоре огонь погас.
Командарм застал меня у рации.
- Радуйся, Николай Кириллович, Шалин доложил: восемнадцатого августа части Пухова совместно с Гетманом взяли Сандомир. Так что один блин съели!
А "блин" был трудный.
С седьмого августа кружили мы вокруг этого проклятого Сандомира. Даже в самом городе три дня шли уличные бои. Будто столицу немцы защищали, - прямо осатанели, двадцать суток непрерывного боя днем и ночью!
Пленный Шауман из 16-й танковой дивизии говорил на допросе, что наш плацдарм за Вислой Гитлер назвал "пистолетом, направленным в затылок империи".
И фюрер приказал вырвать этот "пистолет" из наших рук, "пока он еще не произвел выстрела".
Надо сказать, что немцы дрались неплохо! Батальоны до семидесяти процентов состава теряли, по пятнадцати человек в ротах оставалось, но продолжали стоять насмерть.