Выбрать главу

— Ты вернёшь его, ты вернёшь его! Ты та единственная, в чьих глазах он сможет увидеть себя тем, кто он есть на самом деле! Только в твоих глазах. Потому что… потому что в тебе есть вера! И сила есть в тебе! — слова мужика наконец-то стали понятны. Но со смыслом пока была беда. — Ты нужна ему, Эмма! Спаси своего короля!

— Я не понимаю, что я должна делать, — сказала Эмма, стараясь держаться хоть какой-то логики в этой странной обстановке.

— Только ты сама знаешь, что надо делать. Просто иди к нему. Ты сама всё поймёшь. Слушай своё сердце, Эмма! А мы пока оставим вас.

Ну, так что же твоё сердце, Эмма? Что говорит оно тебе? Холодно ли оно или горячо? Может на нём уже морозные узоры? Когда ты смотришь на него, на того, кто лежит перед тобой на этих окровавленных тряпках, на того, кого ты чувствуешь так близко… эти гордые линии его лица и плеч… Гордость, для кого-то выглядящая высокомерием.

Даже сейчас, израненный, на грани жизни и смерти, он не выглядит жалким.

Что ты чувствуешь, когда держишь его за руку? Ледяная, безжизненная рука. Как же она прекрасна… Надо согреть её… Каждый пальчик… Живи, мой милый, живи… Живи! Слышишь?!

— Ким!

Эмма наклонилась к Киму, растирая его ладонь.

— Ким! Ты меня слышишь? Ох, ты ж, Господи…

Она дышала в его руки, гладила, тёрла, целовала, и то ругала его, то успокаивала. Она почувствовала, как на запястье его, под кожей дёрнулась вена, и мало-помалу руки его начали теплеть.

— Радость ты моя непутёвая… Ну, давай… Приходи в себя!

Эмма забыла обо всём, что так долго носила в душе, в тайне надеясь, что когда-нибудь они встретятся вновь и она всё-всё ему выскажет.

Ким открыл глаза.

Он смотрел на Эмму, словно не узнавая, и закрыл их снова.

— Ким!

Эмма замерла с дрожащей рукой у его щеки. Ким вздохнув, открыл глаза и уже смотрел на Эмму совсем по-другому.

— Эмма… Как ты… здесь?..

— Я пришла… То есть Рагвард привел меня сюда. Сказал, что надо тебя спасать.

— Какое-то чудище позвало тебя, и ты согласилась пойти неизвестно куда?

— Конечно. Это был шанс увидеть тебя и сказать.

— Что сказать?

— Сказать, что я… что я ненавижу тебя.

— Получилось? — Ким спросил с заметной улыбкой, не выпуская её руку из своей.

— Нет. А как бы ты поступил на моём месте?

Ким перевел взгляд в сторону.

— Я не знаю. Это сложно, Эмма.

— Прекрати… Это просто как дышать, это…

— А где Урих? — Ким перебил Эмму и прижал её к себе. — И где я вообще?

— Урих это кто?

Быстрый топот сотряс дом и возле Кима вырос запыхавшийся Урих:

— Я здесь, величество! Фу-ух, хвала небесам, ты к нам вернулся! Ну и напугал же ты меня! — Урих в возбуждении давал круги и чуть не разнёс крыльями комнату. — На нас напали какие-то дикие карлики, ты помнишь? Во, отлично, так вот… А потом тебя подстрелили дротиком с ядом.

— Карлики?

— Да ну, какие карлики. Они для этого слишком тупые. Я видел след от подковы, а потом этот дротик… Это кентавр, величество. Кентавр.

— Что-то я не помню, чтобы я ссорился с кентаврами, — задумчиво и озадаченно сказал Ким. — Мы с ними и не воевали никогда. У них и государства-то нет, живут поодиночке, где придется.

— Ты мало о них знаешь, величество. Да, у них нет государства. Они живут разбоем, единственное, что они хорошо умеют делать — убивать. Это наемники без принципов, законов и кодексов. Никто и нигде не может просто так поднять руку на короля. Нигде, кроме Ничьей территории.

— Они пасли нас, Урих.

— Так точно. Жемчужина. Та, жемчужина, что дал тебе Валет — через неё они следили за тобой. Йорф уже уничтожил её.

— Йорф?

— Йорф, хозяин этого дома. Он лекарь. Я успел принести тебя к нему. Мы в Гаттерсварре, Климент Иммануэль. А вот и он!

В комнату зашёл Йорф — тот самый мужик, что наставлял Эмму.

— Мне надо осмотреть нашего пациента, — сказал он без лишних сантиментов. — Без свидетелей.

— Ну-с, пройдёмте, сударыня на воздух, — Урих с реверансом обратился к Эмме, которая молча слушала весь этот кошмар.

На воздухе она устроилась на пеньке. Если бы не слабый свет от окна, была бы абсолютная тьма. Урих растянулся рядом. Как изрядный любитель сплетен, он еле сдерживался, чтобы не засыпать Эмму вопросами. Его терзало любопытство. Но первой заговорила Эмма: