— Батюшки, какая встреча!
— А вы, я смотрю, на службе, ваша честь?
Урих заметил в проёме двери мелькнувший корсет и чулки на худом, с рабочими синяками от пальцев, бедре.
— Да, друг мой, увы! Служу на благо народа, глаз не смыкая!
Судья, икая, хихикнул.
Он бросил дверь и вышел, шатаясь, на дорогу. Он стоял в какой-то помойной луже и по его серьезному виду было понятно, что но готов сейчас произнести какую-то важную речь. Он погрозил кулаком в румянец рассветного неба, скорчил страшную рожу и завопил на фальцете:
— Ну что, господа! Не долго вам осталось!.. Адское семя сгинет… закончится ваше время! Непобедимый король уже одной ногой в могиле!
Урих смотрел на этот мерзкий перформанс, не думая его останавливать. Что-то дернуло его сказать с издёвкой:
— На престоле уже законный наследник, если ты забыл, ваша честь!
«Ваша честь» завыл и изверг из себя жуткий хохот:
— Что?! Да чтобы я этому щенку безродному присягал?! Никогда! Этому змеёнышу… Но ничего, недолго ему осталось! — он плюнул себя под ноги, но тут же плюхнулся на землю следом за плевком и затих.
— Я так понимаю, доклад окончен, — Урих убедился в том, что докладчик жив, оттащил его с дороги и уложил на чьё-то крыльцо.
…Урих за всё время пути не спрашивал, зачем Киму сигилы, но этот вопрос явно повис в воздухе.
— Полоумные они здесь или нет, но у меня нет выбора. Мне нужен этот Сигил. Я хочу защитить честное имя моей матери, — Ким сам ответил на незаданный вопрос.
Урих фыркнул и, забыв про дипломатию, заметил:
— Говорят, что она была ведьмой и путалась с демонами… У нее была книга с заклинаниями и прочими ведьмовскими штуками.
— Это чушь! Она писала стихи. О любви, о жизни…
— Так народ говорит.
— Плевать, что народ говорит. Это неправда.
— Ну… Знаешь, иногда этот народ может быть очень тёмным и безжалостным. Но это твой народ, Климент Иммануэль. Корона — это не только красивая штуковина, которую надели на твою голову и которую можно сменить на другую штуковину покрасивее. Корона — это ведь и народ и его просто так не поменяешь.
— Мне не нужна корона, — резко ответил Ким. Он отвернулся, быстро вытирая глаза. — Я откажусь от престола, когда всё закончится.
— Здрасьте, приехали… Ты сейчас сам чушь несёшь. Не руби с плеча, величество! Ты рождён быть королём!
— Мне не нужна корона, — повторил Ким. — Мне нужна правда. Я спасаю честь своей семьи. Только и всего.
Полуденное солнце повисло на макушках лесных исполинов, запутавшись, словно в рыболовной сети, в их изломанных упругих ветвях. До земли солнечный свет доходил лишь брызгами редких пятен, освещавших ковер из упавших сухих хвойных иголок, поросль неведомых трав и чудных грибов, на которые Ким старался не наступать. Потому как коли ты них наступишь, из них тот час вырывалось облако спор, и, поди знай, какие сюрпризы оно несёт. Не секрет, что любая травинка в лесу магов и колдунов может быть и лекарством и оружием. Даже вот этот милый грибочек на серебристой ножке, что так беззащитно торчит сквозь потрескавшуюся кору мшистого пня, может оказаться опасным для жизни, если просто вдохнуть его споры, что хранит он под своей хрупкой лиловой шляпкой.
Ким с Урихом двигались к Великому Дубу. И казалось, что в лесу они совершенно одни. До сих пор им не встречались ни звери, ни птицы. Только пробегающие жуки да букашки…
— Это же необычный лес, — пояснил Урих, уже бывавший здесь ранее. — Ты видишь только то, что тебе дозволено.
— Ты видишь то, что не вижу я? — спросил Ким.
— Да… Я кое-что замечаю, — Урих отвечал как-то без особой охоты, не давая развития этой теме.
— Тебе дозволено больше, чем мне? Это какие-то существа или люди?
Урих фыркнул.
— Величество, если тебе будет угрожать опасность, я дам знать. Не любопытствуй, побереги себя.
Дракон нервничал.
Конечно же, он видел. И чувствовал. Их глаза. Тысячи глаз, что следили за ними.
Внезапно впереди на земле проявилась каменная дорожка, не больше двух шагов в ширину, она уходила дальше в глубь леса. Урих остановился.
Кима тоже остановился, его немного повело, он закрыл глаза и опустил голову, растирая затылок. Подняв голову он увидел перед дорожкой двух товарищей с арбалетами, которые держали на прицеле его и Уриха. На товарищах были посконные рубахи, на их коже вещали что-то важное татуировки, а на их руках, волосах и шее — обережные верёвицы с узелками, камушками и перьями. Ким уже начал думать, что столь странные ребята — это проделки какого-нибудь галлюциногенного гриба, которого он ненароком раздавил где-то по дороге, но тут один из товарищей заговорил: