Отец скорбно задумался.
— Ничего путного из того разговора не получилось,— вздохнул он.— «Не суйте свой нос в мою жизнь»,— вот что мне посоветовала Антонина. Развелось, говорит, таких советчиков, как блох в жаркое лето. Вот как отрезала! Видать, не медом все те годы питалась. Озлобленная, вся даже задрожала. Вижу, и слезы могут брызнуть. «А про отца не поминайте. Где отец? Так что уж молчите». И пришлось замолчать... Дошли до нас известия, что был Константин в плену, потом уехал работать на Север.
Года два она тогда здесь прожила. Раз встретил ее на улице ночью. Платок сбит, кофточка порвана, через всю щеку царапина. Уперлась головой в ворота и плачет. Подошел к ней. Она успокоиться не может. Винищем от нее несет. Предлагаю домой пойти — отказывается. «Куда угодно, только не домой». Привел ее к нам, лето стояло, уложил в сарае. Не хотел ее в таком виде нашим показывать, пожалел. Утром встал пораньше, хотел на нее взглянуть, а ее и след простыл.
Потом слышим: арестовали ее сожителя и увезли в областную тюрьму. За всякие темные дела ему суд вынес наказание — пятнадцать лет колонии строгого режима. К Антонине милиция начала цепляться, проверять, на какие деньги дом куплен. Пришлось вступиться. В доме пирушки прекратились. Антонина нигде не работала, носа на улицу не показывала, жила тем, что всякое накупленное распродавала. Скромно жила. Тут и отец вдруг явился. Привел Константин дом в порядок, обставил его по-новому, на заводе начал работать. Думал я, что жизнь у Базовских пойдет, отогреется возле него дочь, да и Косте легче — не один. Да почему-то не заладилось у них. Что у них происходило наедине с отцом, какие разговоры — этого не знаю. Только однажды Антонина пропала. Оставила отцу коротенькую записку, что уезжает в свои далекие края, просит простить ее, и пропала... Ни письма, ни открытки с тех пор... Вот что мне про Антонину известно.
Он потер руки, словно они у него замерзли.
— Объявилась!.. Скажи, пожалуйста... Домой и глаз казать не хочет? — Он сидел, грустно покачивая головой. — С вами будет ездить?
Я подтвердил.
— Помягче вы с ней, шоферня. Ведь вы народ, что там говорить, грубоватый. Ранена ее душа, видать, крепко. Расспросил бы ее поосторожнее, как и что у нее. Не обижая и не задевая. Думает ли к отцу заглянуть? Может, чем и помочь ей надо?
Я молчал.
— Ладно, сиди, а я еще немного повожусь.
Он поднялся и пошел к своим яблонькам. Дениска опять присоединился к деду.
Вот какая горькая и неожиданная судьба открылась мне.
Стукнула калитка. С улицы вошла тетя Надя. В последнее время она засиживалась на заводе и очень уставала. Сегодня даже не посчиталась, что суббота.
— Николай Иванович заходил?— спросила она, здороваясь.
— Не видел.
Она присела возле меня.
— Как хорошо у нас,— сказала она, оглядываясь.— Все уже зеленеет. К концу дня ничего не соображаешь. Только дома постепенно и отходишь.
— Зачем же вы так, тетя Надя,— посочувствовал я.
— Да ведь не замечаешь... Сегодня собралась уйти пораньше, да вот потянуло посидеть еще. И в последние полчаса такое решила... Две недели все мучились. А тут — в полчаса!.. Веришь?
Она тихо улыбалась.
Дениска заметил мать и помчался к ней через сад.
— У, какой чумазый! — воскликнула тетя Надя, привлекая его к себе и целуя в лоб. — Пойдем, мордашку умою.
И повела его домой.
Неслышно подошла Катя. Ленка еще оставалась в саду, она что-то напевала.
Тетя Надя как-то обмолвилась, что у Кати все задатки для самостоятельной научной работы, она умеет мыслить аналитически, обладает широким кругозором, к тому же чрезвычайно усидчива. Они познакомились в каком-то московском научно-исследовательском институте, где тетя Надя делала доклад о проблемах обогащения каштайских руд. Катя горячо увлеклась этими проблемами и, не раздумывая долго, прервала аспирантуру, бросила Москву и ринулась на помощь тете Наде. Так она очутилась в нашем Крутогорске. В подмосковном маленьком городке у Кати остались мать и сестра.
Меня эта романтическая история, честно говоря, мало привлекала. С Катей у нас установились сдержанные отношения. Мои попытки как-то познакомиться ближе не встречали поддержки. Казалось, что я не вызываю у нее никакого любопытства. Она словно даже старалась держаться от меня на каком-то расстоянии. Но я и не настаивал... В доме Катя через тетю Надю и Ленку стала своим человеком. Так я это и принимал. Не больше.